Бог здесь был, но долго не задержался (сборник рассказов)
Шрифт:
Ни с Крокеттом, ни с Тагекой Ки он своими опасениями не делился. Да разве можно вообще чем-нибудь делиться с ними? Вначале они слушали его хоть и в пол уха, но недели через две вообще перестали обращать внимание, когда заводил свою речь. Работу выполнял в полной тишине,-- мыл лабораторное стекло, записывал под диктовку и закладывал на хранение срезы. Начались неприятности и в компании "Фогель -- Полсон": еженедельные краткие отчеты о якобы проведенных экспериментах не вызывали у начальства восторга, и вот однажды он получил лично от мистера Полсона зловещую памятку в нежно-голубом конверте. На большом листе бумаги мистер
Маннихон и решил оставить дело -- он должен уйти,-- надо хоть раз выспаться. Однако сообщить о своем намерении партнерам все не находил удобного случая. сказать это в лицо Тагеке Ки, в общем-то безразлично далекому от него человеку, он не посмеет, но, если удастся застать Крокетта одного на минуту-другую -- ему он все скажет, тут есть шанс: в конце концов, Крокетт -- белый человек.
И начал повсюду ходить тенью за Крокеттом, поджидая его, выслеживая как мог. Возможность представилась почти через неделю: он ожидал у ресторана, куда Крокетт обычно приходил на ланч и завтракал в компании потрясающей девицы или даже нескольких. Ресторан назывался "Прекрасная провансалька", любое блюдо стоило не меньше десяти долларов -- без вина. Само собой, Маннихон там никогда не ел, а приходил на ланч в столовую компании "Фогель -- Полсон", где можно поесть всего за восемьдесят пять центов -- это ему больше всего нравилось на работе.
В этот жаркий день поблизости нет никакой тени, негде укрыться от палящего солнца. Ожидая Крокетта, Маннихон из-за постоянного головокружения качался из стороны в сторону, словно на палубе, корабля. Наконец-то, вот его "ланчия" -- подъезжает к ресторану; теперь Крокетт один... Не выключая мотора попросил служащего на автомобильной стоянке позаботиться о машине, припарковать ее и большими шагами направился к двери "Прекрасной провансальки" не замечая Маннихона, хотя проходил в трех футах от него.
– - Горшок!
– - окликнул его Маннихон.
Крокетт остановился, оглянулся: его угловатые черты янки заострились от неудовольствия.
– - Что, черт подери, ты здесь делаешь?
– - Горшок! Мне нужно поговорить с тобой...
– - Послушай, какого черта ты качаешься? Ты что, пьян?
– - Вот как раз по этому поводу мне и хотелось поговорить...
Вдруг на лице Крокетта появилось странное выражение -- холодное, напряженное, оценивающее; он вглядывался куда-то вдаль, через плечо Маннихона, не обращая никакого внимания на него самого.
– - Ты только посмотри!
– - воскликнул он.
– - Вы, ребята, были очень добры ко мне, очень великодушны и все такое,-- начал Маннихон, накренившись к нему,-- но мне нужно...
Крокетт грубо схватив его за плечо, повернул вокруг оси.
– - Я же сказал -- посмотри!
Тяжело вздохнув, он посмотрел -- ничего особенного: на той стороне улицы, перед баром,-- старый, разбитый фургон, нагруженный пустыми бутылками из-под имбирного эля. В него впряжена дряхлая лошадь, стоит понурив голову от жары.
– - Куда же мне глядеть, Горшок?
В глазах у него двоится, но не досаждать же коллеге своими бедами.
– - Лошадь, парень, лошадь!
– - Что с ней, с этой лошадью, Горшок?
– - Не видишь разве, какого она цвета?
– - Же-елтого... То есть... я хочу сказать -- она желтого цвета.
– - Все достается
Все же он, что ни говори, прилежный ученый и не из тех приспособленцев, которые запирают на замок свой мозг, когда закрывают двери своего офиса. Крокетт быстро налил себе немного раствора на ладонь правой руки и передал бутылочку Маннихону -- пусть подержит, на случай если полиция начнет задавать вопросы. Осторожно, неторопливо направился через улицу к желтой лошади и фургону, заваленному пустыми бутылками из-под имбирного эля. Впервые Маннихон увидел, что Крокетт идет куда-то с такой ужасной медлительностью.
Крокетт подошел к лошади: возницы нигде не видно, улица пустынна, только проехал "бьюик" -- за рулем цветной водитель.
– - Милая старая кляча...-- Влажной ладонью он похлопал лошадь по морде; так же неторопливо вернулся к Маннихону, прошептал: -- Ну-ка, засунь эту проклятую бутылку в карман!
– - И, взяв коллегу за руку, вытер последние капли жидкости о его рукав.
С виду жест казался таким дружеским, но Крокетт впился ему в руку пальцами словно железными крюками. Маннихон сунул бутылку в карман, и они пошли рядышком к ресторану.
Бар "Прекрасной провансальки" располагался параллельно витрине -бутылки с крепкими напитками выстроились рядами на стеклянных полках напротив и при свете с улицы сияли как драгоценности хорошо рассчитанный психологический эффект. В темной глубине ресторана видно довольно много посетителей -- безмолвно поглощают дорогую французскую снедь -- свои ланчи по десять долларов; зато в баре, кроме них двоих, никого. В салоне довольно прохладно -- работает кондишна -- и Маннихона охватила невольная дрожь, когда он усаживался на высокий стул у стойки, поглядывая на улицу через строй поблескивающих бутылок. Желтая лошадь отлично просматривается в зазоре между бутылками "Шартреза" и "Нойли-Пра": не двигается, по-прежнему клонит голову -- жара совсем одолела.
– - Что будете пить, мистер Крокетт?
– - осведомился бармен.-- Как обычно?
Здесь его прекрасно знают...
– - Как обычно, Бенни,-- ответил Крокетт.-- И один "Александер" для моего приятеля.
– - Крокетт никогда ничего не забывает. Стали наблюдать за недвижной лошадью через бутылки, пока Бенни готовил "Джэка Дэниела" и "Александера". Бармен поставил перед ними напитки, и Крокетт одним глотком выпил половину стаканчика. Маннихон медленно тянул свой "Александер".
– - Горшок,-- начал он,-- мне в самом деле нужно с тобой поговорить. Вся эта наша затея сказывается на мне...
– - Погоди!
– - оборвал его Крокетт.
На той стороне улицы возница фургона выходил из бара; забрался на козлы, взялся за вожжи -- и в это мгновение лошадь медленно опустилась на колени и рухнула, в упряжке, на землю.
– - Принеси-ка нам сюда еще по стаканчику,-- попросил Крокетт.-- Пошли, Флокс, ставлю тебе ланч.-- И заказал жаркое из рубца по-кайенски и бутылку, крепкого сидра.
Да, этот Крокетт явно не типичный янки. Как только Маннихон увидел поданное блюдо, ощутил его аромат,-- понял: теперь все внимание желудку. Когда ему приходилось пробовать такой деликатес? В результате так и не сказал ничего Крокетту по поводу своего намерения уйти.