Богами не рождаются
Шрифт:
– Надо будет на днях послать еще винца Герцогу – свои последние запасы разорить, буквально от сердца оторвать,– неуверенно пробормотал Верховный Навигатор.– Жалко, конечно, а придется по такому-то знаменательному случаю...
Герцогский двор, к несчастью, тоже стал одной из тех нужных и небезопасных вещей, которые лучше крепко держать в собственных руках. Верховного Навигатора там слушались беспрекословно. Все! Сам надутый пройдоха Герцог, его фанатичка-жена, их слащавая кукла-дочка, тупые придворные... Не слушался только своенравный наследник – виконт Алехандро. Вот тот парень оказался далеко не так прост, каким казался на первый взгляд, и уподобился, простите, настоящей занозе в поджарой заднице Верховного Навигатора. После разговоров
«Ох, и умен же виконт! Умен, хитер да скрытен… Хочет своими скандальными пьянками-гулянками Навигатору глаза отвести, мозги запудрить, и ведь что совсем плохо – все его соглядатаи, в дружки виконту подсунутые, каждый раз пьянее самого Алехандро с тех прогулок возвращаются. Таким же упрямым вольнодумцем когда-то рос и его ныне покойный старший брат… Жаль мальчика – много он надежд подавал, да пришлось убрать. Приди он к власти – много горя хлебнул бы с ним всесильный Верховный Навигатор. Убить бы и Алехандро… да как же без Герцога-то, без светской власти? И заменить его некем – ой, некем. Как назло, единственный сын Навигатора не пошел в отца ни умом, ни принципами. А жаль, ох как жаль! – Навигатор удрученно покачал головой.– Особенно жаль в свете того, что на Землю надвигается…» – Навигатор мечтательно посмотрел на календарь: двадцать дней всего осталось! А потом такой ведьмин котел на планете заварится, что ему самому даже трудно наперед предугадать, какой сложится расклад сил…
Кроме хорошего вина Верховный Навигатор уважал и ценил женщин. Правда, не всех.
«Есть в них что-то особенное, привлекательное и чарующее – наверно, взятое от породистых лошадей и собак с хорошей родословной. Стать, энергия, огонь во взоре и, что особенно важно,– тут Навигатор даже облизнулся плотоядно,– необъезженность». Мысли Навигатора о женщинах всегда носили весьма циничный характер. Особенно об одной из них… О той, на которую молилась вся страна, перед статуями которой в храмах возжигали курения и ставили свечи.
«Вот умора-то приключится грандиозная,– насмешливо размышлял Навигатор, придя в необычайно хорошее настроение,– когда живую Рыжую встретит, к примеру, фанатично верящая в нее Герцогиня! Как бы бабу кондрашка не хватила! Или напрочь не верящий в нее виконт Алехандро…» – Тут Навигатор, точно так же, как и Кардинал в своей монастырской резиденции, наклонился вперед и взял в руки стоявшую на столе бронзовую статуэтку Рыжей Ники. «А ведь похожа,– самодовольно подумал он,– до мельчайшей черточки похожа». И немудрено: ведь эти статуэтки по его же приказу делали с голограмм, кои сохранились со дня старта космического корабля.
В металле капитана Нику изобразили точно такой, какой видели ее провожающие в последний предстартовый миг у трапа звездолета. Высокая, сильная, в костюме астронавта, рыжие волосы разметались волной по плечам. В одной руке шлем зажат, зато вторая приподнята в прощальном взмахе, зеленые глаза смеются, на губах обычная ее ехидная ухмылочка. Скульптор добился практически невозможного, сумев мастерски передать завораживающую энергетику живой женщины, наделив металл ее характером, харизмой и эксцентричностью.
«М-да,– удовлетворенно признал Навигатор, нескромно поглаживая статуэтку пальцем,– таких женщин, как ты, дорогая моя Рыжая, теперь тоже уже нет. Букет, понимаешь ли, не тот, аромат – не тот. Люди измельчали и выдохлись, а нынешние женщины подобны слабому пиву или самопальной сивухе, которую гонят простолюдины. Настоящие женщины, как и виноград, вымерли от радиации. А вместе с ними погиб и весь прошлый мир – мир благородных дам, галантных кавалеров и отважных рыцарей. Сейчас на земле царят лишь зло и хаос… И ты, милая моя девочка, даже не представляешь, что произошло со всеми нами со времени твоего отлета».
Навигатор поставил статуэтку обратно на стол, отсалютовал ей полным бокалом и пьяно загнусавил:
– А я все летала…
А я все плаваю. И чем ближе к дому, тем меньше терпения у меня остается. А нам еще целых десять дней до прибытия на околоземную орбиту. Значит, решено – семь суток плаваю, потом выхожу из камеры, все проверяю, обед кухонному агрегату заказываю, ребят бужу. Главное – не увлечься и не перестараться: ведь мы давно нормальной пищи не ели. И фасоль с копченой колбасой ни в коем случае не заказывать, чтоб ей неладно было!
Мониторы «Ники» уже четко показывают Землю. Хотя странно как-то показывают. Понять не могу – что там за мутные пятна образовались? То ли это облачность высокая, то ли еще что, но, наверно, из-за нее давно знакомые очертания материков кажутся какими-то непривычными и смазанными. Да еще «Ника» что-то невразумительное мямлит – мол, вот еще поближе, еще пару дней,– а может, у нее программа сбилась и поэтому она баз на Луне и Марсе не видит... То есть как это не видит? А вот так: вообще не видит – и все, словно и нет их там вовсе. Развалины какие-то есть, ямы какие-то есть, а баз на поверхности нет. И еще – атмосферы искусственной ни на Луне, ни на Марсе она не наблюдает, растительности не обнаруживает и вообще ничегошеньки не видит. Хоть к окулисту иди за очками! А я после такой сводки данных что-то совсем запуталась и ее понимать перестала. Да когда мы улетали – там уже лет двести как фруктовые сады плодоносили. Ирригационные системы тоже работали вовсю. Искусственно созданные и постоянно поддерживаемые. Я даже со злости «Нике» посоветовала: «Шары протри!» А она печально так в ответ: «Да не один раз уже протирала. И все равно – ничего на Марсе и Луне нет, словно испарилось».
Да как же так? Ведь на Луне такой огромный музей камней устроен прямо под открытым небом. Нас туда еще на первом курсе на экскурсию возили. Его маячки с Земли всегда видны даже невооруженным глазом. Я «Нике» так прямо и заявила, что, похоже, мы обе докуковались до шизофрении. А она вздохнула только. Представляете, машина – вздохнула! Ой, нутром чую, чего-то она темнит и от меня нечто недоброе скрывает…
Ничего в голову не идет от волнения. В шахматы мы уже давно не играем. Я до такого позорного разгрома докатилась, с таким жутким счетом, что лучше об этом и не вспоминать вовсе. Наверно, оттого, что до дома уже рукой подать, картины последних дней, предшествовавших отлету, всплыли в памяти с непривычной отчетливостью. Да и ребята, кажется, чувствуют, что мы скоро на околоземную орбиту выйдем. Сон у всех беспокойный стал. Похоже, всем трава у дома снится. Поле наше ромашковое около Школы, где мы дружно загорали до самого отлета, еще абсолютно не отошедшие от мороки выпускных экзаменов и совершенно одуревшие от выпавшей нам чести – лететь к Нимфее-6. Мы, по-моему, тогда еще в такой эйфории пребывали, что почти не замечали той глупой, внезапно начинавшейся войны. Да и не война там даже велась еще, а так – мелкие пограничные конфликты и стычки.
Компания наша выделялась в Школе, кажется, курса с третьего. Дружбой, ничем не истребимой привычкой постоянно приходить на выручку друг к другу и конечно же старинным мушкетерским девизом: «Один за всех – и все за одного». Не исправимой никакими наказаниями шкодливостью. Несхожестью характеров и удивительным единством духа. Принципиальностью. Сознательным неприятием предательства, зла и подлости. Учитель всегда уважительно говорил о нас: бойцы! Шутливо называл нас – Рыжая со товарищи. Грустно-то как, ведь наш любимый Учитель умер уже много столетий назад… Ему перед нашим отлетом, наверно, лет пятьдесят исполнилось. Ему, без сомнения, шикарный памятник Школа отгрохала – он ведь был известным навигатором и просто хорошим человеком. Мы с ребятами обязательно сходим, цветы ему на могилу отнесем и мешочек с землей с Земли-2. Чтобы он точно знал, что сбылась его заветная мечта,– ведь мы все-таки нашли новый дом для всего человечества.