Богатство
Шрифт:
— прямо на Владивосток…
Стоя на палубе «Сунгари», он долго смотрел, как в изложине между сопок исчезает Петропавловск, и вытирал слезы:
— Прощай, Камчатка… прощай навсегда! (Прощайте все вы, скользящие сейчас на лыжах с высоких гор и поднимающие из морских глубин тяжкие сети; честь и хвала всем вам, выслеживающим в засаде зверя и бегущим рядом с собаками по камчатским снегам, что осыпало горячим вулканическим пеплом… прощайте все вы, прощайте!) Был полдень, яркий и солнечный, долина сверкала, будто ее осыпали алмазами, когда Исполатов
— Кто здесь проезжал без меня?
— Почтальон из Явина.
— А-а-а… Ну, бог с ним. Пусть ездит.
Они вошли внутрь своего жилья. Исполатов сказал:
— А ты не верила, что я вернусь… Где ружье? Траппер взял «бюксфлинт» и, открыв двери на мороз, двумя выстрелами опустошил пулевые стволы — пули ушли в чистоту солнечно сиявшего дня. Повернувшись, он сказал Наталье:
— Лови!
Ружье пролетело через всю комнату, и Наталья ловко перехватила его в полете, смеясь звонким смехом.
— Теперь поймай ты.
— Оп!
— Кидай мне, — просила она…
Мужчина и женщина стали играть, забавляясь, как малые дети. Между ними, страшный и черный, метался через комнату «бюксфлинт», и обоим было даже приятно, когда его тяжелое ложе со смачным пришлепом попадало в расставленную ладонь.
— Лови!
Исполатов бросил ружье, и на этот раз Наталья не успела поймать его в стремительном полете.
Трехстволка прикладом (почти стоймя) ударилась в пол.
Брызнуло огнем кверху, комната наполнилась удушливым дымом, и стало так тихо, что первый стон показался кощунством.
— Наташа, — позвал Исполатов.
Но ему только показалось, что он позвал ее. На самом же деле губы беззвучно произнесли имя любимой женщины.
Руками он разводил перед собой синеватый угар порохового чада и в этот момент был похож на пловца, который безнадежно борется с сильным встречным течением.
Женщина стояла на коленях, держась за грудь.
Пальцы ее были словно отлакированы красным лаком.
Вздрогнув, она упала головою вперед.
Это был конец. Игра в счастье закончилась.
Он опустошил только пулевые стволы.
Но забыл о третьем, заряженном картечью.
От удара замок сбросило сам по себе…
Исполатов в бессилии прислонился затылком к стенке. Долго стоял недвижим, а через раскрытую дверь ему виделись дальние горы и нестерпимый блеск камчатского солнца.
Теперь все кончено.
— Это… рок, — сказал он себе.
Исполатов с трудом оторвался от стены и шагнул за порог. Шатаясь, он уходил прочь и проваливался в глубокие сугробы.
— За что-о?! — раздался его крик. — За что мне это?
И, подхватив его крик, эхо долго блуждало в глубине мертвого, застывшего в морозах каньона.
Больше никто и никогда Исполатова на Камчатке не видел.
ПОСЛЕДНИЙ АККОРД
Ну, вот и все…
— Когда надеетесь быть во Владивостоке?
— Если ничего не случится, — ответил тот, — то к первому ноября положу якорь в Золотом Роге…
Изношенные машины «Сунгари» с трудом преодолевали волну, порывисто бегущую навстречу. Через день стали уже привычными и погребальные скрипы корпуса, и мятежное хлопанье каютных дверей, и резкие завывания вентиляции, выдувавшей наружу спертый воздух внутренних отсеков.
В одну из ночей, когда плохо спалось, Соломин поднялся на мостик, капитан любезно позволил ему побыть в ходовой рубке. Здесь был совсем иной мир, и рулевой, внаклонку застывший над компасом, напоминал мага в момент колдовства, его отрешенное от всего на свете лицо едва освещалось пучком света, мягко струившимся из колпака нактоуза. Под запотевшим стеклом рывками двигалась массивная стрелка кренометра, отмечая критические размахи качки…
Андрей Петрович завел, разговор с капитаном:
— Скажите, почему «Сунгари» в ту памятную осень не зашел в Петропавловск? Мы так его ждали. Капитан от такого вопроса даже крякнул.
— Дело прошлое, — ответил он, — и я действительно имел предписание зайти в Петропавловск. У меня на руках было распоряжение приморского губернатора Колюбакина вывезти вас с Камчатки. Я не знаю, что вы за человек, но слыхал, что вы человек честный. Перед выходом в море я поговорил с приятелем, кавторангом Кроуном, и он посоветовал мне не заходить в Петропавловск, сославшись на штормовые условия, чтобы вы остались зимовать на Камчатке…
Теперь многое стало ясно.
— А где сейчас Кроун?
— Жаль его, беднягу… Кроуна очень ценил адмирал Макаров и перетянул его в свой штаб. Он и погиб вместе с Макаровым от минного взрыва на броненосце «Петропавловск». Осталась вдова и мальчик семи лет…
Соломин истово перекрестился:
— Вот почему я не дождался «Маньчжура».
— «Маньчжур» и не мог прийти, — пояснил капитан, — канонерскую лодку еще в начале войны китайские власти интернировали в Шанхае, а команда выехала по железной дороге на Балтику… Вы, наверное, помните матросов, что гуляли по улицам Петропавловска с гитарами? Так вот, — досказал капитан, — вас удивит, что большинство из них уже пересажены по тюрьмам.
— Такие хорошие и веселые ребята!
— Да, веселые и хорошие, они на кораблях Балтийского флота стали заводилами в революционных бунтах…
Рулевой молча колдовал над компасом.
Соломин редко укачивался, но сейчас качка измотала его до изнеможения. А капитан оказался прав: поздно вечером 1 ноября «Сунгари» стал подходить к Владивостоку. Город был еще слишком далек, а горизонт уже окрасился чем-то багровым.
— Что случилось там? — встревожился Соломин.
— Не пойму, — отозвался капитан.