Богдан Хмельницкий в поисках Переяславской Рады
Шрифт:
Варшава, для которой давно не являлось секретом все, что происходило в боярском Кремле, в очередной раз сообщила Европе, что «армия Речи Посполитой идет на изменника и кривоприсяжца Хмельницкого, чтобы снести его до конца». Во Львов к королю прибыло спешное посольство из Москвы, которое странно предложило Польше посредничество в решении украинской проблемы. Сенат грубо ответил, что соседние государства не должны вмешиваться во внутренние дела друг друга, после чего царские послы заявили, что Кремль желает прекращения враждебных действий против казаков-защитников православной веры и соблюдения Зборовского договора. В ответ добрый и умный король Ян Казимир во главе собравшейся, наконец, армии на глазах послов прямо со смотра в Глинянах вышел в карательный поход против мятежного Хмельницкого.
При прощальной аудиенции у Яна Казимира царские послы объявили, что «Московское царство и Речь Посполитая больше не мирны», потому что «король и паны-рада поставили оскорбление чести государя ни во что, а наш царь за свою честь и сам постоит!»
На вопрос из Вильно Радзивилла, прекрасно понимавшего, что Москва начнет с него, как Великому княжеству Литовскому защищать Смоленск и Беларусь, Ян Казимир гордо сообщил, что он с коронным войском занят на Украине, а денег в казне нет.
Коронная армия дошла до совсем недальнего Галича, потеряла войско Хмельницкого из вида и остановилась. Только через две недели король двинулся к Каменец-Подольску, планируя разъединить полки украинского гетмана у Тернополя и корпус его сына Тимоша в Сучаве, не забыв оставить себе пути отхода в Польшу. 7 сентября поляки подошли к Каменцу и увидели, что их встречают казаки Хмельницкого, у которого для координации совместных действий против Варшавы уже находилось московское посольство боярина Родиона Стрешнева. Увидев Войско Запорожское, Ян Казимир со злостью сказал, что «Хмельницкий – человек с тысячью хитростей, чем он более тихий и покорный, тем его надо больше остерегаться». После этих слов король ни с того, ни с сего выпустил универсал, в котором тупо заявил, что украинский гетман вдруг потерял свою нравственную силу, а хлопы, все как один, мечтают повиноваться своим добрым польским панам, но проклятый изменник Хмельницкий с казаками не дает. В польском обществе заговорили, в своем ли уме наш благородный король.
В начале сентября в сражении под Сучавой случилась беда. Тимош Хмельницкий благородно отпустил из своего табора раненых поляков, которые сообщили действующим против казаков войскам, где стоит его шатер, который был тут же обстрелян незаметно подведенными на выстрел орудиями. Тимош был смертельно ранен и 7 сентября погиб. Обрадованный король, узнав о смерти талантливого наследника гетмана, объявил, что будет с войском зимовать в Киеве. Сам Богдан был потрясен, но на его профессиональных стратегических действиях в защиту Украины смерть любимого сына не отразилась.
В начале октября два войска встали друг против друга у Днестра и Жванца, между Каменец-Подольском и Хотином. Король был доволен. Переговоры в Бахчисарае шли успешно, что ставило казаков в тяжелейшие условия войны на два фронта. Кажется, эта затянувшаяся vojna domowa вот-вот закончится королевской победой, vivat!
Поляки у Жванца выбрали очень хорошую позицию. С юга огромный лагерь прикрывал Днестр, с севера – большая болотистая пойма реки Жванец, с запада – леса и овраги, с фронта – укрепленный замок. Через Днестр был построен понтонный мост, по которому для новой армии вторжения поставлялось продовольствие. Сорок тысяч опытных жолнеров, тридцать тысяч немецких наемников, десять тысяч новобранцев и десять тысяч шляхтичей с военными слугами поддерживали пятнадцать тысяч союзных трансильванских венгров Ракоци и три тысячи молдаван. Более ста тысяч поляков собирались разбить семьдесят тысяч казаков с небольшой вспомогательной ордой и закончить истребительную войну в Киеве.
Король был доволен. Что, мятежный гетман, у тебя вдвое меньше воинов и ты вынужден атаковать меня лоб в лоб, без всяких твоих казацких штучек. Попробуй победить меня в этот раз, да еще с крымской ордой за спиной. Eszche Polska nie sginela, vivat, vivat, vivat!
Хмельницкий понимал, что с двуличным ханом в тылу, хоть и подтвердившим союз с казаками, нечего и думать проводить генеральное сражение со ждущими этого поляками. Богдан отчетливо предупредил Бахчисарай, что если он атакует казаков с Польшей, то казаки атакуют Крым с Москвой, мгновенно расстроив ханско-королевские договоренности.
Два войска стояли друг против друга неделю за неделей и Хмельницкий, конечно, не атаковал сильнейшего противника в лоб, ограничиваясь ежедневными локальными стычками, в которых участвовал лично. Король все ждал и ждал генерального сражения, а гетман окружал и окружал польский лагерь непроницаемой стеной летучих казацких отрядов, перехватывавших с севера, востока и запада всех вражеских гонцов, пополнения и обозы. Богдан знал о противнике все, король ничего, не видя и не понимая, что уже полностью отрезан от Польши особой войсковой группой Хмельницкого, вставшей за его спиной по линии Калуш-Тернополь-Винница. К середине октября 1653 года польский лагерь у Жванца был напрочь отрезан от своих баз и если бы не вышедшая, наконец, из Бахчисарая пятидесятитысячная орда во главе с Ислам Гиреем, для новой армии вторжения во главе с королем все бы уже было кончено.
Только к середине ноября до Яна Казимира дошло, что Хмельницких, побеждающий его без боя и потерь, не собирается биться казацким лбом о польскую стену, что дело идет к морозной зиме, а его войско находится в западне. Уже две недели шли бесконечные проливные дожди, сильно похолодало и из живущих в землянках жолнеров и наемников уже умерло более десяти тысяч. Шляхта начала разбегаться еще в ноябре, говоря, что у нее нет зимней одежды. Жолнерам как всегда воровато не доплачивали жалованье, обоснованно надеясь, что под чутким и мудрым королевским руководством многие из них погибнут, или умрут от болезней и их деньги можно будет спокойно присвоить. Солдаты заволновались, понимая, что стояние под Жванцем закончится для них двумя метрами плодородной украинской земли, и польский свидетель писал: «Жолнеры не дорожили честью, не стыдились бесславия, самовольно убегали и попадали в руки татарам. Своевольство дошло до такой степени, что шляхтичи набирали разного рода бродяг, одевались в татарскую или казацкую одежду и бесчинствовали в селах и местечках. Такие беспорядки происходили для разбойных шляхтичей безнаказанно. Когда некоторые из них попадались в руки мещан, их оправдывал суд, потому что они были дворяне».
Жолнеры требовали от короля жалованья и роспуска на зимние квартиры, продуктов не хватало, шатры, палатки и землянки заливали дожди, сменившиеся снегом. Первыми от короля организованно ушли венгры и молдаване, а паны заявили ему на военном совета: «Мы провели весну, лето и осень в бесполезных разговорах и теперь должны сражаться зимой, когда у нас нет ни одежды, ни припасов, когда голодные и раздетые жолнеры не в силах зарядить пушки». В это время орда Ислам Гирея встала севернее Жванца, у Гусятина, заодно отрезав еще раз дорогу домой полякам, и хан стал спокойно ожидать, кто из противников больше заплатит ему за невмешательство.
Ян Казимир тут же написал Ислам Гирею, что хану приличней быть братом короля, чем побратимом хлопа и торг начался. Хан сообщил о письме короля гетману, который спокойно предложил просто разгромить поляков и тогда Ислам Гирей получит добычу даром. Правитель Крыма немного задумался, но советники подсказали ему, что поляки дадут выкуп лично хану, а при штурме все будет разграблено его воинами.
5 декабря хан и король в присутствии казацких послов подписали мир, по которому Польская Корона кроме единовременных платежей обязалась платить Крымскому ханству позорную и очень большую ежегодную дань в сто тысяч золотых. Хмельницкий собрал раду, которая единодушно решила послать короля и хана к черту, вернуться домой и действовать против них совместно с Москвой, которая пока ограничивалась только дипломатическими демаршами против Варшавы. 24 декабря Хмельницкий с полками был уже в Белой Церкви и Чигирине, дав с дороги приказ выборным казакам и посполитым собираться в начале января 1654 года в Переяславе.
Ян Казимир во главе так и не сражавшейся армии отправился в Варшаву, без боя потеряв под Жванцем двадцать тысяч жолнеров и наемников, но сэкономив их мертвое жалованье.
Уходивший домой Ислам Гирей страшно разграбил польские и украинские земли от Люблина до Припяти, и на этот раз за королевские игры с людоловами ответили не только селяне и мещане, но и пять тысяч шляхтичей с семьями, забранные с имуществом в полон, во главе с несколькими высокими коронными начальниками. Очевидцы писали: «О, какое горе! Какой плач! Какое стенание! Язык не может выразить ужаса этих дней – растление девиц, посрамление супругов, лишение имуществ, голодная смерть, стыд неволи и цепей. Зажурилась Украина и увидела, что негде ей деваться. Орда топтала конями маленьких детей, рубила старых, брала в плен молодых. Басурманы в соумышлении с поляками хотели до конца погубить украинский народ».