Боги Третьего рейха
Шрифт:
— Что вы хотите знать, Кранц? Говорите прямо.
— Я хочу знать об Эрихе Редере. — Несмотря на показное простодушие Херша, я вовсе не собирался сразу выкладывать ему все. Я незаметно включил диктофон. — Я хочу знать, за что его осудили пожизненно и почему освободили досрочно.
Херш помолчал немного, попивая чай, а затем медленно заговорил:
— Я был в числе людей, встречавших Карла Деница после его полных десяти лет, проведенных в Шпандау, Я был среди тех, кто встречал оттуда Функа спустя год. И среди тех, кто через девять лет приехал за Шпеером и Ширахом. Я был там и в 1955 году, когда из Шпандау досрочно освободили приговоренного пожизненно Редера. Поводом был возраст и плохое здоровье. Но я знаю, что дело было не в этом. Даже Гесса, который зналв десятки раз меньше Редера, и то не отпустили. Вы знаете, фон Кранц, что не только в самой крепости, но и на всех девяти бетонных башнях Шпандау круглые сутки находилась вооруженная охрана? Вход и выход всех без исключения — даже коменданта тюрьмы — был разрешен только через главные ворота. По всем, кто пытался войти или выйти из крепости
Я действительно не знал. Херш продолжал:
— И я не знал, пока он сам не рассказал мне. В первый год сидения в Шпандау он шесть раз ходатайствовал о замене тюремного заключения на расстрел. Жизнь была для него мукой. А затем вдруг стала ценностью. И его тюремщики об этому знали и очень опасались, что он сбежит. И охраняли, угрожая его жизни. А он изо всех сил жил и ждал чего-то, что в конце концов случилось. Тогда им пришлось отпустить его. Тогда он стал им неинтересен и смог дожить на свободе, хотя его последние годы и напоминали добровольную тюрьму.
Херш замолчал, ухмыляясь, довольный своим рассказом, а также тем, что заинтриговал и отчасти запутал меня. Я не хотел сбивать его вопросами — без них он мог рассказать гораздо больше. Внезапно старик пригнулся ко мне, схватил за рукав и притянул к себе. Почти шепотом он произнес:
— Редер знал, где находится истинное сокровище. То, что дороже всех на свете денег. Он знал, что те, из Новой Швабии, готовы гоняться за ним хоть по гроб жизни. Что оно может принести славу, богатство, власть. Столько, что и за всю жизнь не потратишь. Но он за этим не гнался. Он посмел быть чуть ли не на ножах с самим фюрером, потому что он знал… Он никого не боялся, потому что он единственный знал. И Гитлер не смел даже пальцем его тронуть! Редер единственный знал точно эти координаты — широту и долготу, и нетолько в градусах, но с минутами и секундами. Он знал, в каком отсеке их надо искать, как они запакованы. Он знал, что пролежи они там сто лет, ничего им не будет. И после войны все захотели узнать, где они лежат. Все — русские, американцы, англичане, французы. Они прознали про это в Нюрнберге и принялись охотиться за этим, воображая, что это будет работать и у них в руках. А Редер… он, хоть в чем-то и не одобрял Гитлера, верил во все эти расовые бредни. Даже для меня это кажется несколько… ну, как минимум ненаучным. Но еще шестьдесят пять лет назад он приказал мне молчать и не спорить. Он любил арийскую расу и был верен ей, а я был верен ему. И не жалел об этом ни одной секунды. Когда его арестовали, он все ждал поначалу, что его выпустят, что ему помогут те, бежавшие. Но ему никто не помог. Наоборот, его подставили, да еще и оговорили. Для него это был тяжелый удар. Он рассказывал мне после, как хотел наложить на себя руки, как умолял о виселице, о расстреле — о чем угодно. Ему отказывали под предлогом того, что дело закрыто, что приговор вынесен, а суд не может ужесточать наложенное наказание. Думаю, что они уже тогда догадывались, что он знал.
Терпению моему уже приходил конец. Тем не менее я собирался держаться до конца и не перебивать Херша, как бы тому ни хотелось, чтобы я засыпал его вопросами. Мое молчание только подстегивало его рассказ. Он пытался заинтриговать меня все больше и больше и выкладывал самые тайные факты один за другим. Иногда и вправду лучше молчать. Герман Херш продолжал:
— Спустя год после того, как шефа посадили в Шпандау, к нему пришел странный посетитель. К тому моменту Редер уже совсем потерял надежду на помощь. Посетителя привели врачи под предлогом расширенного медицинского осмотра. Он действительно осмотрел других заключенных, а напоследок пришел к Редеру. Они оставались в камере наедине некоторое время. За ними от двери наблюдали охранники. Потом, когда шеф уже вышел на свободу, когда диктовал мемуары — хотя мы в них так и не дошли до этого места, — он поведал мне, что сказал ему тот человек: он сказал, что его труд, верность и преданность оценит Четвертый рейх. Он сказал, что этот груз необходим им и что только он, Редер, знает, где он находится и как до него добраться. Я не знаю, что еще говорил ему тот незнакомец, но я тогда подумал, что Редер все ему выложил. Думаю, он купился на обещания и похвалы. Он верил в Четвертый рейх так же, как до этого верил в Третий. Он верил в идею, и когда ушли люди, которым он не верил, то надеялся, что придут или уже пришли те самые арийцы — честные, умные, смелые. А тот человек наверняка был из тех, бежавших в Антарктиду. Что вы, Кранц, вроде удивляетесь? Вы ведь сами знаете это лучше, чем я. Ха-ха-ха.
С того визита Редер захотел жить, вырваться из тюрьмы. А его тюремщики все еще думали, что он им расскажет что-то. Они даже пытали его — одиночеством, этим электричеством, звонками, молчанием. Он водил их за нос девять лет, а потом, смеясь, рассказал. Я так и вижу, как все они наперегонки побежали туда, перерыли все. Думаю, они в самом деле нашли лодку. А вот груза не нашли, клянусь собственной жизнью! Они его не нашли! И тогда они выпустили Редера, сочли его выжившим из ума стариканом. Не знай, может, кто-то действительно за него вступился. Но они отпустили его. Как сейчас помню: они довели его до середины моста, затем повернулись и пошли обратно. Два огромных молодых бугая, родившихся на свет в той самой ненавистной им гитлеровской стране. А он остановился на мосту. И я побежал к нему — все мы побежали. Я не мог бежать быстро — уже тогда не так хорошо владел ногами из-за ранения. Но я все равно добежал первый и успел подхватить шефа, когда он падал. Он казался таким маленьким и совсем дряхлым. Потом мы донесли его до машины и уложили туда. А он вцепился в мою руку и повторял: «Герман, Герман! Они же никогда не заберут меня туда, к себе. Но я долг свой выполнил, Герман, долг куда священнее этого гиблого безумного нового государства. Это не мое государство, оно погибнет, как и предыдущее».
Они и в самом деле не взяли его туда — Редер имел в виду Швабию. Для них он был отыгранной картой, просто усталым больным старикашкой, который сказал им то, что было нужно. И, Кранц, я слово вам даю — он таким и был. Он никуда уже не рвался. — Херш ухмыльнулся и добавил: — Но он все еще оставался старым хитрым лисом. Его надули, да. Но и он надул. Причем и тех, и этих. Он сказал тому человеку, где лежит книжка, и его оставили в покое. Они поверили ему, что там была только книжка и что весь сыр-бор был только из-за нее. Но где лежал тот самый груз, он не сказал никому. Он унес это в могилу. Вот лис! Старый лис!
Херш хрипло издевательски захохотал. Я молчал. Херш закашлялся и посмотрел на меня удивленно:
— Он никому не сказал, где лежат скрижали. Древние священные тибетские таблицы. Карты земли и небес. Карты входа в Майтрейю. Карты той страны. Карты прошлого и будущего. Он верил в них, Кранц. Настолько, что готов был всю жизнь слушать эти проклятые звонки, лишь бы карты не попали не в те руки. Он стерпел, когда этот полоумный лжец Вилигут присвоил их себе и своей семье, шантажируя Редера. Он стерпел, когда они попали к Гиммлеру и Гитлеру. Я не знаю, как Редер сдержался, когда Гитлер сам отдал их ему и велел срочно и тайно переправить в Швабию как величайшую ценность. Но подлодка, на которой их везли, не вернулась ни в один порт мира. Люди, послушные одному его слову, затопили ее вместе с собой, вместе с документами и скрижалями точно в том месте, где Редер им приказал И только он знал, где она покоится. Он сам рассказал мне это.
Херш замолчал. Мало сказать, что я был удивлен, — я был поражен. Я искал книгу, а нашел, похоже, те самые загадочные «таблички Вилигута». То есть я их, конечно, не нашел. Я по-прежнему не имел представления, где они находятся. И более того, шансы найти их ничуть не увеличились.
— А как же книга? — спросил я. — Что это была за книга?
Херш, казалось, оцепенел. Мне пришлось дважды повторить свой вопрос, пока он не услышал его.
— Книга? — встрепенулся он. — Господи, Кранц, на что вам сдалась эта книга? Просто рукопись. Документы по какому-то проекту из этого «Наследия предков». Кажется, по расовому вопросу. Может, там даже описывались способы выведения «высшей расы». Или какой-нибудь чуда кученый еще тогда открыл клонирование, и они собирались клонировать эсэсовцев. Шумят же сейчас о клонировании… Думаете, просто так? Шума без огня не бывает. А «Аненербе» мог вполне придумать это еще тогда. Ну что вы, в самом деле!.. Не знаю я точно, что это за книга. Конечно, она была важная. Наверняка на этой подлодке была еще куча важных документов, кроме того, золотишко, картины там, статуэтки старинные. Но главным для шефа, для Редера, были скрижали. В них все дело, Кранц, понимаете? Если бы не они, и половины бы всего того не произошло.
Я нашел подтверждение словам Херша среди тех документов, которые, оказывается, у меня к тому моменту уже несколько месяцев были в руках, просто я не знал, как правильно их интерпретировать.
Информация о том, что одна из субмарин, составлявших «личный конвой» фюрера и перевозивших ценности и документы из Германии в Новую Швабию, затоплена в непосредственной близости от берегов Аргентины, была известна мне давно. Официальные историки от участия в экспедиции на место, где лежит субмарина, отказывались, раз за разом повторяя одни и те же аргументы: экспедиция будет весьма затратна, никаких плодов не принесет, поскольку это просто военная подводная лодка Третьего рейха, никакой особенной ценности не представляющая. Я получал такие ответы и от специальных исследовательских институтов. Честно говоря, меня зачастую просто поражает косность нашей «официальной» науки и, главное, «официальных лиц», ее направляющих!
Хорошо, что кроме официальных есть еще неофициальные лица. Таким был один мой старый знакомый, исследователь латиноамериканских джунглей, искатель золота инков, мечтавший найти древние индейские города. Назовем его Эмиль и не станем описывать его внешность, раз уж он лицо «неофициальное». В Средние века Эмиль точно был бы пиратом и авантюристом. Возможно, именно он открыл бы Америку — его таланта и энергии вполне на это хватило бы. Идеей отыскать субмарину и поднять все документы и ценности, которые она могла бы перевозить, он загорелся сразу, как я упомянул эту тему.