Богини Пушкина. От «златой весны» до «поздней осени»
Шрифт:
Поэт верен себе: призывы к красавице бестемпераментны, не более как любезности. И не она – героиня стихов, а – лазоревые небеса, искрящаяся подо льдом река, серебряная в инее ель, само свежее морозное утро – во имя их вылились из-под пера эти строки!
Знатные «недоимки» для отечественной поэзии собрал Пушкин в Вульфовых поместьях!
То был поистине звёздный час и для «тверской Авроры»! Пушкин сравнил Анну с богиней утренней зари, от коей произошли все звёзды на небосводе и все земные ветры: от северного Борея до ласкового Зефира. Крылатая Аврора, с венцом из сияющих лучей, восседала на колеснице, запряжённой крылатыми скакунами.
Старая дева
А в жизни «Аврора» каталась
Обыгрывая имя Анна, что с древнееврейского значит «благодать», Пушкин словно напророчил ей безотрадную судьбу.
Да, бедная и немолодая Анна Николаевна, скучающая, одинокая среди сестёр, – родной и двоюродных, – обретших семейное счастье, томящаяся в бездействии, она мечется меж родными усадьбами, Псковом и Петербургом, не находя себе места. Прежде столь милое Тригорское, полное сладостных воспоминаний, почти ненавистно ей. Нигде и ни в чём нет отрады её бедному сердцу. Письма Анны исполнены жалобами то на непонимание и скупость матери, то на дурную погоду, то на тоску.
«Ей везде скучно. Сестра своею ленью просто нетерпима», – жалуется на неё младшая Евпраксия из своего псковского имения Голубово. «Сестра сидит всё в Тригорском, и, несмотря на все прелести природы, на пение соловьев, которыми она окружена была, она не знает, что делать от тоски… всё читает, читает, вздыхает и даже плачет от скуки», – нет, не понять баронессе Вревской, чадолюбивой матери и счастливой супруге, всю горечь одиночества бедной Анны. Не отвлечь её от безрадостных мыслей ни природным красотам, ни соловьиным трелям!
«Аннет целует тебя и очень тебя любит, – передает приветы дочери Ольге Сергей Львович, – но она ненавидит Тригорское, и это часто делает её весьма рассеянной. Чтобы её похитили вооруженной силой… мне думается, она бы не хотела, однако добрая свадьба не была бы для неё лишней».
Письмо отца поэта датировано 1834-м, но четырьмя годами ранее Анна ещё смела надеяться на перемены в судьбе. Брат Алексей получает из Малинников вести: «Сестра в первом своем письме сообщает печальное известие, что Кусовников [1] оставляет Старицу, а с ним все радости и надежды её оставляют. Это мне была уже не новость. Во втором же она пишет только о Пушкине, его волокитствах за Netty…» А в июне до Анны Вульф доносится слух, страшнее которого и быть не может: Пушкин женится на Гончаровой, первой московской красавице!
1
Кусовников Алексей Михайлович (1792–1853) – ротмистр лейб-гвардии гусарского полка; с 1827 года полковник, впоследствии генерал-лейтенант. Служил в Старице, где был расквартирован Оренбургский уланский полк. Знакомец Пушкина.
Жизнь старой девы. В ней нет, да и не было ничего хорошего. Как воспринимали старую деву в пушкинские времена? Сочувствовали? Злорадствовали? Жалели? Но уж точно не завидовали. Анна Вульф, видно, хоть более и не тешила себя мыслью о замужестве, но с мечтами и любовью расставаться не желала.
«И Пушкина я так живо вспоминаю, – спустя годы признавалась она, – и refrain его:
Хоть малиной не корми,Да в Малинники возьми!»Из письма к Евпраксии Вревской знаем, что желание Анны побывать в петербургском доме Пушкиных пока не сбылось, но зато от сестры поэта она в курсе всех домашних новостей: «Он (Пушкин) очень счастлив, что Император разрешил ему издавать журнал… Ольга говорит, что он якобы очень ухаживает за своей свояченицей Алек<сандриной> и что его жена стала большой кокеткой» (фр.) (12 февраля 1836 года).
Верно, последнее известие доставило Анне Николаевне некое чисто женское удовлетворение…
Многое в отношениях поэта и Анны разъясняют воспоминания её кузины Анны Керн: «Однажды, говоря о женщине, которая его страстно любила, он (Пушкин) сказал: “И потом, знаете ли, нет ничего безвкуснее долготерпения и самоотверженности” (фр.). В том, что эта женщина, о коей поэт упоминал красавице Керн, – Анна Вульф, у пушкинистов сомнений нет.
Анна Николаевна Вульф. Фотография. Из фамильного альбома Д.А. Вульфа. Публикуется впервые
«Впрочем, – продолжает мемуаристка, – Пушкин увлекался не одними остротами; ему, например, очень понравилось, когда я на его резкую выходку отвечала выговором: “Зачем вы на меня нападаете, ведь я такая безобидная!” (фр.) И он повторял: “Как это верно сказано: действительно, такая безобидная!” (фр.) Продолжая далее, он заметил: “То ли дело ваша кузина, вот тут есть с кем ссориться!”» (фр.)
Да и сам поэт как-то небрежно обронил в письме: «С Анеткою бранюсь, надоела!» Надоела… Слишком влюблена и слишком доступна. Женщина без тайны неинтересна, как прочитанная книга.
Отдадим должное Анне: всю неистраченную любовь и нежность к Пушкину она сумела перенести на его родителей. Мать поэта Надежда Осиповна тяжело больна, и Анна всеми силами старается хоть как-то облегчить её страдания.
«Мадемуазель Вульф все еще с нами, – сообщает из Петербурга в феврале 1835-го Сергей Львович дочери Ольге, – это очень меня радует, и я не знаю, как отблагодарить Прасковью Александровну, что она нам её прислала».
Месяцем ранее Надежда Осиповна успокаивает дочь: «Меня оживил приезд Аннет и Эфрозины (Евпраксии Вревской. – Л.Ч.). Я так рада, что они со мною. Последняя уезжает через 3 дня, но Аннет останется до весны… Эти добрые соседки заставляют меня верить в истинную дружбу. Они столько принимают участия во всём, что нас касается».
Подтверждением и письмо Анны младшей сестре: «Здоровье Надежды Осиповны не лучше… Это придает много горести моей здешней жизни…»
Но и другие печали поджидали её. Видимо, мадемуазель Вульф стоило немалых нравственных усилий отправиться в дом Баташова на Дворцовой набережной, что у Прачечного моста, где снимал для своего разросшегося семейства квартиру Пушкин. Случилось то в конце зимы либо в начале весны 1836-го.
Огорчению Анны не было предела: она-то мечтала видеть обожаемого ею Александра, беседовать с ним, вспоминать минувшее. А тот весьма ловко препроводил былую возлюбленную в детскую. Малыши, их к тому времени было трое: Маша, Саша и Гриша устроили гостье тёплый прием. «Дети их так меня полюбили и зацеловали, – уныло признавалась Анна Николаевна, – что я уже не знала, как от них избавиться».
Горько сознавать ей, что Пушкин «с каждым днем становится всё более эгоистичным и всё более тоскующим». «Эгоистичным» – конечно же, по отношению к ней…
Какой увидел тогда Анну поэт? Сестра Ольга (в том же феврале) сочла нужным сообщить мужу в Варшаву о переменах, случившихся с подругой: «Аннет Вульф толста, толста, – это какое-то благословенье божье: фигура её состоит из трёх шаровидностей – сначала голова, сливающаяся с шеей, потом идут плечи с грудью, затем зад с животом. Но по-прежнему хохотушка и остроумна и доброе дитя».