Богиня Грецкая
Шрифт:
Обед пришлось выбросить в мусорный бак. Зато, насколько я помню, это был первый и единственный случай, когда кастрюлю вымыли непосредственно после приготовления пищи.
На последнем курсе мы почти одновременно женились – Саня на москвичке, я на местной девушке Лене. И наши пути естественным образом разошлись. Дружба не то чтобы распалась, но перестала быть близкой.
Я переехал к молодой супруге и увеличил официальное население Петербурга. Берестов, едва дождавшись диплома, рванул покорять столицу.
Мы изредка перезванивались
Я несколько лет вкалывал преподавателем вечернего строительного техникума, где учащимся ставили тройки уже за сам факт присутствия на уроке. А если будущий прораб мог без шпаргалки поведать, что в конце предложения нужно ставить точку, то у педагога наступали праздник души и именины сердца.
Потом я устроился в институт лингвистики и начал работу над диссертацией. То есть зашагал по жизни запрограммированной поступью университетского выпускника.
Берестов по специальности так и не заработал. В нем внезапно вспыхнула огневая страсть к челночному бизнесу.
Кто-то подбил его сгонять в Турцию, набрать там дешевой одежды и перепродать московским рыночным оптовикам. С новыми приятелями заняли денег, съездили, закупили и реализовали товар. Неделя работы принесла двухмесячный доход среднего академика. Саня понял, что отныне филологии предстоит обходиться без него.
Конечно, челночный бизнес не был совсем уж радостным. Приходилось постоянно делиться с нужными и не очень нужными людьми. Выплачивать дань нищим злобным таможенникам. И даже задушевно разбираться с менее официальными вооруженными вымогателями.
География поездок постоянно расширялась: Турция, Греция, Польша, Египет… Благодаря мудрой политике верхнего руководства, стране никак не грозило повальное изобилие. Ассортимент дефицитных товаров рос, как на дрожжах. Вместе с количеством участвующих в деле компаньонов и конкурентов.
Саня приводил типичный пример из жизненной практики. Он ехал в каком-то совершенно раздолбанном автобусе. Его тронули за плечо:
– Мужик, сейчас рынок будет?
– Нет, через остановку.
– Не обманываешь? Вон та тетка говорит – сейчас.
– Перепутала, наверное.
– А я из-за нее чуть не вылез. Дура-блондинка…
– Причем тут блондинка? – возмутилась стоящая рядом женщина. – Что ты по волосам-то судишь?! У меня, может, умственные способности как у негра!
Дальше, по традиции, вскипели бурные страсти. И с разных сторон зазвучали крылатые народные выражения.
Казалось бы, совершенно рядовая транспортная сценка. Если не учитывать, что она происходила в Китае. А автобус был полон наших соотечественников, которые двигались по миру одними и теми же асфальтовыми тропами. И мало удивлялись подобным встречам под чужим неласковым солнцем.
Параллельно накапливался бесценный
Кажется, из Польши Саня регулярно доставлял поддельные американские сигареты. Там они были фантастически дешевыми. А в России, несмотря на людоедские цены, пользовались популярностью у измученных табачным дефицитом граждан.
По таможенной норме следовало провозить не больше одного блока. Как бы для личного утоления дорожных потребностей. Норма выглядела гуманной, потому что блок содержит десять пачек, а время в пути занимало около восемнадцати часов.
Попутчицей Берестова оказалась бабушка – божий одуванчик. Она поведала, что была в гостях у своих польских друзей. Ей подсказали захватить в обратный путь сигареты. Которые нужно продать базарным перекупщикам, чтобы поездка стала гораздо менее накладной.
Она взяла с собой четыре блока. Но кто такие перекупщики и какую нужно требовать цену, не имела ни малейшего понятия.
Саня принял в судьбе престарелой контрабандистки самое живое участие. Подробно рассказал, куда и к кому обращаться. После чего они с нарастающей задушевностью повели разговор о жизни вообще и духовно-нравственный ценностях в частности.
На пограничной станции в вагон влезли доблестные российские таможенники. Молодецкого вида тетка внимательно оглядела Саню с бабушкой и спросила, нет ли в багаже чего-либо незадекларированного или запрещенного к провозу.
Бабка собрала волю в кулак и уже хотела решительно ответить, что ничем подобным не занимается. Но Саня ее опередил.
– Скажите, – поинтересовался он, – а сигареты можно провозить?
Таможенница сурово сдвинула брови.
– Один блок.
– А если четыре?
– Мужчина, вы глухой? Вам же ясно сказали – один.
– Да я не о себе. Я вот об этой бабушке. Ей польские товарищи подарили четыре блока, а она их по незнанию с собой захватила. Вы б ее на первый раз простили, а?
Саня говорил с видом человека, в котором наконец-то проснулась гражданская совесть.
Таможенница сунула голову в коридор и издала победный охотничий клич. На который с другого конца вагона прискакал ее напарник. Они быстро составили протокол изъятия. Напугали бедную старушку возможным астрономическим штрафом. Но в итоге просто забрали все четыре блока и торжествующе удалились.
Поезд равнодушно покатил дальше. Бабка дрожащими руками достала из кармана валидол.
– Почему вы так поступили? Я ведь вам, как родному, все рассказала… – укоряла она Саню. – А вы…
– Не переживайте, – сказал Берестов. – У вас же было всего четыре блока.
Он указал на две огромные, замаскированные матрасами сумки:
– А у меня триста пятьдесят. Возьмите десять – и будем считать, что мы квиты.
Через несколько лет товарная ситуация в стране выправилась. Челночный бизнес перестал приносить былые баснословные доходы. Но Саня на нем успел, что называется, приподняться.