Шрифт:
От хаоса к порядку
Всё течёт, всё изменяется, меняюсь и я сам, распадаясь на куски и собираясь вновь. Я? Я ли собираюсь вновь?!
Голос, голоса, шепчут, кричат, во вне, во мне, не важно, забудь, будь, не будь и я готов забыть, окончательно сдаться, на волю изменчивого отдаться. На груди тает, в мельтешении хаоса пропадает старый медальон. На нём богиня или прекрасное творение Неведомого Бога?
Нет губ, безмолвно зову!
Нет глаз, встаёт перед мысленном взором!
Наяву
Не важно, у неё тоже есть чуткие уши и хвост, но не такой, как у меня, а изящно утончённый с волшебно дивной кистью на конце и грива ещё удивительнее, ещё прекраснее. Ещё у неё точеные ноги, четыре изящные ножки, обутые… не знаю, как называется это обувь, но она ступает по застывшим волнам океана хаоса. Идёт прямо ко мне. Откуда-то копьём рвётся безобразное щупальце, но разбивается о нагрудник из холодно поблёскивающего металла с символом полной луны. С её рога, волшебного, чудесного, витого рога, украшенного словно бы прихотливой резьбой божественно талантливым скульптором, срывается луч холодного… упорядоченного света и отвратительное в своей бесформенности чудовище рассыпается чёрными кристаллами. Больше никто не осмеливается подойти, встать на пути. Зато она подходит ко мне, тону в её глазах полных древней печали и пережившей века любви. У смертных не бывает таких глаз. Богиня, передо мной богиня, как же хочется служить ей вечно!
Однако, пока, она служит мне. Мягкий, теперь такой мягкий и приятный свет окутывает её рог, меня и вот я на её спине. Я не достоин, вряд ли буду достоин хоть когда-нибудь восседать на спине божественной кобылицы, но её это похоже не волнует. Крылья, большие крылья с белоснежными, нет луннонежными перьями широко распахиваются, и мы летим. Летим сквозь пространство и время. Напрасно океан хаоса на минуту, укрощённый божественной волей, злится, рвётся достать, достать любой ценой!
Мы уже там далеко, где течёт река вечности через царство удивительных снов. Наверное, их видят добрые создания, уж всяко добрее меня. Так почему избран не кто-то из них, а я?
Похоже потерял сознание. Хотя быть может как-то разом в один миг глубоко заснул от страшной усталости, из-за с трудом пережитых мук или был усыплён ради моего же блага ею, богинею моею. Как её зовут?
– Селена, – слышу беззвучный ответ. Голос звучит в моих мыслях, лаская саму душу, так бы и слушал вечно!
Однако божественный глас умолкает, сказав всего лишь одно слово. Я словно жалкий скряга, трясущийся над единственной жемчужиной, осторожно, глубоко в сердце своём произношу ставшее таким дорогим божественное имя, вновь ощущая божественное присутствие. Хорошо, как же хорошо, не передать словами!
– Ты слышишь меня в разуме и даже в сердце своём, молодец. Только вот я не богиня, есть Бог, сотворивший меня и подобных мне.
Нечего не говорю. Не знаю, что сказать. Не могу представить Бога сотворившую красавицу красы неизмеримой!
– Как же мне тогда к тебе обращаться?
– Как хочешь! – говорит она теперь вслух, стоя рядом со мной во всём блеске своей чудесной красоты. Каждая шерстинка на её теле, как произведение высокого искусства и при этом полна жизни. Воздух или что тут вместо воздуха не в силах передать всего очарования гласа, сочтённого мною божественным. Может быть оно и к лучшему? Её глас в моей душе слишком чист и силён для меня, но даже так внимаю с предельным сосредоточением.
– Если не богиня, то хозяйка. Хозяйка, позволь стать твоим верным рабом до конца дней своих!
– Мне не нужны рабы, – отвечает она чуть устало. Древняя печаль в больших, добрых глазах становится явственнее, сильнее. Больно, так больно из-за того, что огорчил прекрасное создание великого Творца, что хочется вырвать себе язык. Однако она добра, это её не обрадует, а огорчит ещё сильнее. Вот и скрежещу зубами, не зная, как испустить вину?
– Дозволь, позволь стать хоть питомцем, лишь бы тебе служить!
– Хорошо, дозволяю! – теперь на устах Селены весёлая улыбка, озорные искорки в глазах. Я счастлив, хоть чуточку порадовав её. Был ли я хоть когда-нибудь таким счастливым?
Она рядом со мною, я прижимаюсь к её боку, к её теплому, такому живому и вместе с тем прохладному боку. Я так счастлив, о как я счастлив, божественный экстаз!
Счастье не может длиться вечно, но длится, всё длится, длится, пока, она со мною, а потом…
– Прости, но мне надо откорректировать ход ночного светила, – с этими словами хозяйка покидает меня, отходит на шаг, на два, на три шага…
– Хозяйка, дозволь пойти с тобою!
– Дозволяю и можешь называть меня Селеной, ведь ты тоже венец творения нашего Творца, – говоря это она идёт не спеша, и я за ней поспеваю. Хотя чувствую, могла бы перенестись мгновение ока.
– Разве может быть два венца? К тому же я тебе не ровня!
– Ты не с Эквуса, не с нашей совокупности миров вовсе. В тебе есть то, что отделяет от тварей неразумных, а ещё… – Селена глаголит, открывая мне удивительные тайны и я почти не обращаю внимание на пол, удивительный пол из матового стекла. Нет, скорее из неведомого мне драгоценного камня, словно бы кто-то ровно раскатал гигантскую жемчужину высотой с гору. Стены же напротив зыбки, туманны. Зато двери в этих стенах как-то слишком уж реальны, чувствую к ним, пока, нельзя прикасаться. Надо сначала разобраться. Ещё на стенах есть гобелены, точнее трехмерные картины, что начинают оживать, наполняться жизнью, может – это и не гобелены вовсе, а порталы на тот же Эвкус?
Конец ознакомительного фрагмента.