Боль одиночества
Шрифт:
Голос на том конце провода прорычал что-то неразборчивое.
Клер пересекла комнату, выхватила у Пола трубку.
— Дай сюда! — Она была вне себя от ярости. Слушай, ты, ублюдок! — Старательно выговаривая каждое слово, каждую букву, чисто по-женски поджимая губы. — Сукин сын, да пошел ты в задницу! В гробу я тебя .видела, понял?!
И швырнула трубку на аппарат.
Пол, голый до пояса, сидел на краю кровати, опустив на пол босые ноги. Чтобы женщина так выражалась, да еще в столь ранний час…
— Клер, что стряслось?
Похожая в своей ярости на валькирию, она ответила не сразу. Вздрогнула, словно ее вырвали из размышлений, пошатнулась, села в кресло — и разразилась слезами.
— Мерзавец! — произнесла она, глядя прямо перед собой. — Юбочник поганый! Этот потаскун смеет приводить шлюх домой! Господи, и зачем я только вышла за него замуж!
Пол в связи с событиями, произошедшими недавно в его собственной жизни, не мог не отнести эту тираду на свой счет. Особенно задело слово «юбочник». Так высказалась сестра, узнав о том, что он разводится с Жоржеттой. До чего же гнусное словечко. До сих пор звенит в ушах.
Пол встал. Маленькая квартирка, в которой он теперь жил в гордом одиночестве, с появлением Клер стала вдруг совсем крохотной.
— Кофе хочешь?
Клер кивнула. Чувствовалось, что ее по-прежнему занимают собственные мысли, которые она перебирает как четки. Пол прошел в кухню, вынул из буфета электрокофеварку, потряс, проверяя, достаточно ли воды, затем воткнул в розетку штепсель.
Возвратившись в комнату, Пол наткнулся на пристальный взгляд Клер. Сел на кровать, подложил под спину подушку, протянул руку к пачке сигарет, что лежала на тумбочке рядом с телефоном.
— Ладно. С кем он спутался на сей раз, и каким образом ты их застукала?
— Только развратник вроде тебя мог задать такой вопрос! — Клер поджала губы и наморщила нос. — Вы с Гарри одного поля ягоды.
Пол пожал плечами — высокий, худощавый, с копной соломенных волос. Откинул прядь со лба, закурил, старательно отводя взгляд от Клер. Женщина в его квартире… так скоро после ухода Жоржетты, слишком скоро даже для жены приятеля. Затянулся и продолжал размышлять. Ни то ни другое не доставило удовольствия. Кровать чересчур короткая; а может, он чересчур длинный, нескладный, не представляющий ни малейшего интереса для противоположного пола? Да нет, вряд ли, вон как смотрит Клер… Атмосфера в комнате внезапно изменилась, словно Клер только что сообразила, что вломилась в чужую квартиру, ворвалась в спальню, то есть в помещение, где происходит всякое. Они неожиданно стали очень и очень близки, их разделяла лишь тонюсенькая преграда, готовая рухнуть в любой момент. Обоим стало слегка не по себе. Пол завернулся в простыню, Клер отвернулась.
Слава Богу, в этот миг закипел кофе.
— Интересно, который час? — проговорил Пол, обращаясь скорее к себе, чем к гостье. Взял с тумбочки будильник, уставился на идиотскую физиономию циферблата, словно гипнотизируя цифры. — Господи, три часа! Все нормальные люди еще спят! — Болтай, болтай. Сам-то почти не ложишься, толком не спишь, так что кого ты хочешь одурачить?
Клер слегка переменила позу, поправила юбку, задравшуюся выше колен. Пол заметил это движение, невольно скользнул взглядом по ее ногам, как поступил бы на его месте любой нормальный мужчина. Она перехватила взгляд, посмотрела в упор, пока еще не позволяя никаких вольностей.
Оба прекрасно понимали, что между ними происходит. Они заключили молчаливый союз, скрепленный чувством вины; собрались использовать возможность, не решаясь признаться в этом самим себе. Пол развелся недостаточно давно, чтобы стать пуританином, а Клер по-прежнему кипела от ярости. Никто ничего не предлагал вслух, однако каждый знал наверняка, что именно должно случиться.
Стоило только Полу признаться себе в своем одиночестве, чувство вины и нахлынувшее желание привели (не будем лукавить, назовем вещи своими именами!) к адюльтеру, к физической близости без любви. И в тот самый миг в дальнем углу комнаты возникло нечто черное и омерзительное.
Пол ничего не заметил.
— Почему ты пришла ко мне? — спросил он небрежным тоном.
— Я решила, что только ты в это время наверняка не спишь… Вдобавок я плохо соображала… Слишком сильно разозлилась…
Клер замолчала, поняв, что и так сказала чересчур много. Из всех мест, куда она могла пойти, из всех баров, где могла подцепить кавалера, из всех друзей семейства, из всех дешевых отелей, в которых можно провести ночь за восемь долларов, она выбрала квартиру Пола, точнее, его спальню — провал в мироздании, в котором из раздражения и боли родится вина.
— Кофе сварился? — поинтересовалась Клер.
Пол встал и отправился на кухню, ощущая обнаженной спиной пристальный взгляд женщины. У него засвербило там, где обычно свербит в подобных случаях; он знал — что суждено, того не избежать, пускай потом он станет презирать Клер и себя за то, что они убили что-то в отношениях между собой. Ну и ладно.
Он подал ей чашку, их пальцы соприкоснулись, взгляды скрестились по-новому, и в тысячный раз за ночь началось циклическое движение. А цикл, как известно, не остановить.
Тем временем в темном углу продолжало оформляться нечто, и безумная страсть Пола и Клер была ему вместо повитухи.
Развод, словно мельничный жернов, размолол Пола в муку. Бродить по квартире, в которой он и Жоржетта еще недавно то и дело сталкивались друг с другом, разговаривать с адвокатами, отвечать на бестолковые телефонные звонки, бросаться взаимными обвинениями и, что хуже всего, постоянно, мучительно сознавать — что-то очень и очень не так… Все происходило как будто не наяву, а в мыслях и снах, словно кто-то напустил наваждение. Подумать только, брак распался из-за мелочей, которые мнились не заслуживающими внимания, а на деле оказались чрезвычайно важными. Жоржетту буквально физически вырвало из его объятий, из мыслей и из жизни. Призрачные гангстеры, исчадия разума, стремившиеся к одной цели — разрушить, растоптать, уничтожить союз. Но вот он остался один в маленькой квартирке, а наваждение никуда не делось; между тем Жоржетта кидала руны, бормотала заклинания, мешала колдовское варево, в точном соответствии с тем, как написано в волшебной книге разводов. Постепенно они расходились все дальше, камень катился по склону все быстрее, сметая любые преграды на своем пути, жизнь пошла иначе — и все же поступки Пола определялись существованием Жоржетты и реальностью ее ухода.
Днем раздался телефонный звонок. Он снял трубку, и начался тот пустопорожний разговор, окрашенный эмоциями и заканчивавшийся всегда одинаково: Пол посылал Жоржетту к черту и заявлял, что она не получит с него ни гроша, как бы туго ей ни приходилось.
— В решении суда сказано — сто двадцать пять тысяч в месяц, и точка. Перестань тратиться на одежду, и у тебя сразу появится, на что жить.
Возбужденное чириканье на том конце провода.
— Сто двадцать пять тысяч, и ни цента больше, ясно?! Я тебя не выгонял, ты ушла сама, так что нечего жаловаться. Пойми наконец, между нами все кончено. Я сыт по горло твоими выходками, вечной горой посуды в раковине и страхом перед метро. Надоело постоянно слышать: «Не трогай мои волосы, мне их только что уложили!» Все, с меня хватит!