Болезнь Альцгеймера: диагностика, лечение, уход
Шрифт:
«Одно исследование за другим подтверждает вывод, что образование новых клеток в зрелом мозге является неотъемлемой частью его нейроновой пластичности», — сообщают психиатры Йоганес Том и Амелия Айер в журнале «Der Nerwenarzt».
Это может означать, что малое количество новых нейронов с широким диапазоном свойств вносит своим появлением значительный вклад в тот процесс, который в течение всей нашей жизни формует головной мозг, словно из пластилина. Точно так же как мускул под напряжением растет, расцветают серые клетки, когда их к этому понуждают. Например, свежие нейроны в запаховых колпачках (запаховые рецепторы) как бы распускаются, когда они встречают новые запахи, а новые нервные клетки в гиппокампе набухают и вызревают тогда, когда оказываются вынужденными что-то «вспоминать». Именно
В свою очередь долговременная память разделяется на эпизодическую и семантическую. Эпизодические воспоминания — это воспоминания личного характера, получаемые из информации о произошедшем из «первых рук». Они возникают в памяти в той же последовательности, в которой прибывали, например, традиционное и регулярное посещение школы (одевание, еда, езда, занятия и т. д.). Если я на уроке по географии получил за подсказку «два», то, спустя две-три недели, могу посредством анализа воспоминаний установить, когда это было. Если первый урок математики, второй — истории, а третий — географии, то это был третий урок в понедельник, потому что география у нас один раз в неделю, по понедельникам. Если же учительница географии первые три недели месяца болела, то наше детективное исследование можно закончить «радостным воспоминанием» об абсолютно точной дате получения «двойки».
Семантические воспоминания — это то, что мы знаем вопреки тому, что можем вспомнить. К ним относятся факты из окружающей действительности, заложенные в нашу память в определенном порядке и связанные друг с другом, но не имеющие никакой связи со временем их получения. Моя жена, уже будучи больной, не могла найти, куда положила ключ от автомобиля, но точно знала, что марка машины «Ауди— 10», цвет стальной, называла даже номер. Она все это вскоре забудет, но это случится значительно позже, когда начнут теряться семантические воспоминания.
Эксперимент с пациентом Н.М. заставил ученых по-иному увидеть образ гиппокампа: он — не только двери, но и ключик к долговременным воспоминаниям.
История как наука всегда преклонялась перед властью человеческой памяти и жаловалась на забывчивость. История исследования мозга — это летопись поиска в структурах мозга областей, ответственных за те или иные функции жизнедеятельности нашего организма. Чем больше ученых продвигалось в направлении локализации этих участков, в познании механизмов, координации их взаимодействия и связанных с этим функций, тем чаще они спрашивали себя: где же находится та зона, которая ответственна за процессы возникновения и реализации памяти? Где та область, которая регулирует и координирует так называемую скелетную схему памяти: прием информации, отбор, раскладывание по степени значимости, консервация и отзыв.
Частичный ответ на этот вопрос был получен в 1953 году, когда нейрохирург по имени Вильям Бухер Сковиль, окончивший Гарвардский университет, произвел беспрецедентный эксперимент. Он оперировал 27-летнего пациента, получившего в истории медицины кодовое имя «Н.М.».
С раннего детства Н.М. страдал тяжелой формой эпилепсии. Хирург предложил изможденному болезнью пациенту удаление небольшого кусочка ткани мозгового вещества. Этот кусочек ткани и был гиппокамп, расположенный во внутренних частях обеих височных извилин. Операция окончилась успехом, так как значительно уменьшилось количество тяжелых приступов, но одновременно он стал и катастрофой, потому что Н.М. потерял память о последних двух годах до операции и возможность накапливать новые воспоминания.
Этот случай стал настоящей революцией, потому что убедительно показал важнейшую роль гиппокампа при переводе новых впечатлений в длительно хранящиеся воспоминания. Для Н.М. время остановилось в 1953 году. Остаток всей своей долгой жизни он был не в состоянии запомнить ни одного нового лица или имени, точно так же как не мог вспомнить ни одного факта и явления, ни одной своей собственной мысли. Врачи и ученые, а также персонал по уходу достаточно хорошо изучили его за многие годы, но, когда посещали его в палате, каждый день снова начинали с представления себя по имени. Он знал лишь то, что было до операции. То есть ему на всю жизнь осталась память о себе 27-летнем, посетившем врача и пожаловавшемся ему на тяжелую эпилепсию.
Американский автор Давид Шенк пишет: «Н.М. был, пожалуй, самым значимым случаем в истории нейрологии и наиболее привлекательным для исследователей объектом, над которым проводилось огромное количество тестов, опытов и экспериментов, из которых, однако, он ничего не запомнил, так как постоянно живет в одном времени — ТЕПЕРЬ».
Итак, удаление маленького сгустка вещества из мозга привело к тому, что Н.М. оказался полностью неспособным формовать новое длительное воспоминание. Этот процесс стал ему чуждым, таким же он является и для пациентов с БА. Они не владеют системной фиксацией и накоплением воспоминаний. Но в отличие от Н.М., у которого потеря функций произошла в момент утренней операции, у больных БА это растягивается на длительный период времени.
После операции в 1953 году у Н.М. не осталось больше воспоминаний. Через несколько лет он даже не узнавал себя в зеркале. Тот же эффект произвели на постояльцев дома престарелых, в котором находится моя жена, их собственные, сделанные мною фотографии. К удивлению своему, я не увидел на их лицах никакой реакции. Это были для них фото чужих людей, с которыми их ничто не связывало. Состояние ужаса, которое я пережил, более точно описывает Шенк, вспоминая случай с Н.М.: «Для него не существовало реального времени. 1955… 1962… 1974… Но что он знал наверняка, так это то, что ему всегда 27. Представьте себе, что вы молоды, активны и умны, а видите в совсем обычном зеркале, что некто с лицом 60-летнего старца имитирует вашу мимику. После этого яснее осознаешь, что такое horror — ужас».
К счастью, Н.М. забывал, какие у него в этот момент возникали страдания. Он забывал все сразу и полностью, как только его внимание переключалось на другое. Кое-что стереть из памяти и не иметь возможности вспомнить является иногда большим благом. Я уже приводил примеры того, как моя жена после состояния аффекта или ссоры в миг напрочь забывала об этом (неоспоримое доказательство того, что гиппокамп играет важнейшую, если не решающую роль при укреплении воспоминаний).
Какое невероятное число умов трудилось над выявлением участка мозга, отвечающего за длительные воспоминания! Искали, где именно они накапливаются: в затылке, в лобовой части или околовисочных областях. Промежуточная теории, возникшая в конце 50-х годов прошлого столетия, говорила о том, что воспоминания находятся везде, разбросаны по отдельным молекулам всего мозга. Американский «Journal of Neuropsychiatry» вызвал своей статьей «Передача памяти посредством каннибализма у червей» общее удивление специалистов. Джеймс МакКоннел из университета в Мичигане с большим увлечением поведал в ней о том, что черви перенимают определенные воспоминания у других червей, которых они просто поедают. Автор статьи сумел приучить плоских червей определенным образом реагировать на свет без включения в процесс природных инстинктов. После чего он умерщвлял их, размельчал и передавал в пищу другим, нетренированным червям, которые затем начинали реагировать на свет, подобно их уничтоженным собратьям. Ученый утверждал, что посредством поедания нетренированные перенимали манеру поведения тренированных. Подтверждалась старая пословица: ты есть то, что ты ешь.
Три года спустя, в журнале «Science» четыре ученых из Калифорнии, повторившие эксперимент на мышах, подтвердили гипотезу МакКоннела. Стало очевидным, что специфические индивидуальные воспоминания кодируются в отдельных молекулах, которые эти воспоминания от мозга к мозгу передают тем же способом и в том же виде, что и генетические информационные части ДНК.
Позднее Джордж Унгар провел очень яркий эксперимент. Он научил крыс бояться темноты и изъял у них клетки мозга. Эти клетки затем были перенесены в мозг нетренированных мышей, которые вдруг тоже стали бояться темноты. Как известно, ни крысы, ни мыши в естественных условиях ее не боятся. Унгар не остановился на достигнутом. Он изолировал пептиды, состоящие из 15 аминокислот и, как он утверждает, содержащие вновь приобретенные воспоминания, назвав эту молекулу-проводника, вызывающую воспоминания о страхе против темноты, «скотофобином».