Болезнь, или современные женщины
Шрифт:
Бенно. Я говорю на это: Блаженное странствие. Приятный отдых. Зеленый ковер леса. Действие, которое я впитываю! Далекий звук. Царство шорохов. Иллюзия восхитительного аромата. Чувствительный гуляющий. (Собакам.) Место!
Обе женщины с ужасом бросаются каждая в свою кабинку и запираются. Они садятся на унитазы. Мужчины располагаются перед входной дверью, курят и т. п. Но ружья все время держат на изготовке.
Хайдклиф. Мы не рожаем. Не совращаем. В веру новую не обращаем. Чеснок, который мы купили, воняет так, что может разжалобить камень.
Бенно. Я говорю на это: В хорошей пище забот забвенье ищем. (Он достает бутерброды. Они едят и пьют.) Немертвые выглядывают из зеркал как ничто, которым они и являются. Слизь. Пища проваливается сквозь них! Скоро мы их утешим, избавив от преходящести бытия, мы так добры к ним.
Хайдклиф.
Мужчины курят, проверяют ружья и т. п. Собаки послушно лежат. И в самом деле появляется мученица в облаке света. Аналогично знаменитому святому она выступает и как своего рода икона, возможно, она несет свою грудь на тарелке или свое колесо. Одета как монашенка?
Мученица. У меня много имен. Меня еще ни разу не ласкали, когда на мне были эти новые туфли. Я же могу купить себе то, что произвела для общества за конвейером. Но мой муж говорит, копить на машину. Влезть на велосипед, будучи еще влажной от наслаждений вчерашнего вечера, и ехать на фабрику. Они там такие же, как я, и в своих комнатках отводят Богу уголок. В шестнадцать — первый ребенок, еще внебрачный. Разве не утешительно знать, что даже и при неполной занятости ты — человек, только немного глупее? Кто будет платить за наш дом теперь, когда наши силы постепенно убывают? Смешно, но при заводе нет детского сада, в пять утра я отвожу младшенькую к бабушке. Я уже забыла, что это такое — Италия. Только раз мы чувствовали себя в отпуске, как дома. Муж пьет каждый вечер, пока не выдерну его из своей постели. Сорняк! Врач скоро придет убрать меня отсюда. Он взваливает на себя столько хлопот, и все из-за меня! Старший копит на мопед, чтобы от скуки разбросать свои члены вон там, видите, на мосту автобана! Теперь, кажется, конец. Это единственное положение, в котором боль позволяет мне уснуть. Кроме меня, у меня больше ничего нет, и для мужчины тоже. Я устала и ухожу. У меня еще столько белья! Кто возместит мне мной причиненный ущерб? (Она снова исчезает.)
Женщины в умывальной комнате туалета начинают говорить, все сразу. Напоминает жужжание пчел. Используйте звуковой монтаж в записи из-за кулис. Предложения наслаиваются друг на друга. Женщины разрывают свои платья, валяются по песку, покрывающему пол. Они топтались в своих туфлях на высоких каблуках по песку, пачкали себя, обрывают рукава и т. п.
Женский голос(в записи). Мы состоим в интимных отношениях с самими собой. Мы получаем письма. Мы, с нашими человеческими лбами. Мы устроены непросто. Мы знаем выход. Мы покупаем что-то. Зря нас хранить не следует. Однажды с нами что-то случилось. Нам это положено? На нас величественно обрушиваются все столпы культуры. Ходьба превращается прямо-таки в наслаждение. В нас можно читать, не напрягая мозга. Мыслители имеют только один пол — пол идеи. Они — сухие трупы. Ничего не выдают наружу. Нам еще нужно сходить к мяснику за колбасой. Нам еще нужно выставить себя на обозрение. Мы могли бы быть трихинеллами в мясе! Паразитами. Немногим удается принять вещество, которое не позволяет умереть. Мы же сами подрываем веру в себя — то тем, то этим. Нам нужно владеть какой-нибудь тайной, для которой у жизни нет объяснения. Мы можем проходить лишь небольшие расстояния. Мы — не сумасшедшие. Мы красим волосы. Мы кричим, не получая раны, когда нам делают больно. Быть настоящей — это еще не все. Быть веселой — это несложно. С такого рода фальшивым пением мы официально войдем в большой дом. Нам удивляются. Мы выбираем галстуки и носки. Что мы готовим? Наша деятельность нацелена на упразднение забывчивости. Мы существуем, как органы в теле: накрепко приросли к шлангам и стеблям. И даже несмотря на это, можно быть красивой! Мы выделяемся бледно-белой кожей. К тому же мы еще и муравьи. Нас много, мы проворные. Мы — общество насекомых! Нас видят: мы разоблачаем себя. В семье мы глупы. Что за дополнительное наслаждение для них! Больше всего они хотели бы быть нашими кормилицами. Стражами наших тайн. Они едят нас. Но мы готовим обед. Суп. И десерт. Они беспомощно лежат рядом. Они слушают струнный квартет, чей интересно, Моцарта, конечно. Мы не узнаем его. Напротив, в музыке Бетховена им чудится откровение конца. Но этот конец отличается от настоящей смерти. Мы опрокидываемся. Нас тянут за наши живые пальцы. Женщина и плоть неразрывно связаны. Уходит плоть, уходит и женщина. Во многих странах женщина принадлежит к будничному образу улицы. Образ женщины во многих странах можно понять в сути будней. Будни женщины, в общем и целом, осуществляются перед образами женщины. За женщиной следуют лишь будни. Одни женщины — большие, другие — маленькие. Больше. Перед образом женщины блекнет даже будущее. У женщин есть критические дни. Женщина — это малость рядом со своим образом. Финансовое состояние женщины зависит от ее величины. Величие образа состоит в его зависимости от природы. Женщина — это природа. Естественная женщина посредством своего внутреннего состояния ставится перед женщиной, которая появляется только как образ. Ни одна женщина ничего собой не представляет. Образ женщины вносит содержание. Ваш выход женщина. Природа — это образ. Образ женщины существует долго. Нутро природы воплощено в женщине. Плоть женщины переходит в нутро. Плоть и женщина вместе переходят в природу. Женщины больше нет. Природу влечет к образам. Не каждая женщина — образ. Природа не бывает будничной. Держи женщина. Природе известен склон. Женщина может. В общей сложности природа продолжает существовать в женщине. Образ прочь. Истинный склон — это плоть женщины. Зависимые натуры уходят прочь от женщины. Идти вмести женщина. Благодаря природе плоть женщины не распадается. Нутро — меньше. С улицы видится другой образ. Будущее стало образом улицы. Женщина может достичь плоти. Состояние обладания создает зависимость. Женщина предоставляет свою плоть. Пожалуйста, дарить содержание. Вместеприрода. Не каждый склон должен уйти прочь. Великая природа. Образ должен исчезнуть внутри. Величина плоти — величие плоти. Женщина должна уйти. Отделите плоть от земли. Комитет заседает. Все дни женщины. Великие. Естественно содержательный образ. Прочь женщина. Прочь расставание — плоть естественна. Образ бледен. Женщины — на выход. Совместное содержание в будущем. Природа изнутри. Зависит от образов. Природа без содержания. Плоть на природе. Маленькая женщина. Природное осуществление. Будничные страны. День создает образ. Нутро женщины распадается. Образ женщина. Сюда, природа. Прочь, женщина.
Кармилла(кричит через стену). Эмили, представь себе, что было бы, если бы нас покрывал сантиметровый слой отменных личинок! Над нами кружили бы рои комаров. В темноте Венского леса мы бы разбухли, и наш первоначальный объем увеличился бы в четыре раза!
Эмили(так же). Я как-нибудь поставлю перед архиепископом проблему своего лесбиянства.
Кармилла. Я теперь живу не для других. Пусть Бенно больше не считает меня навязчивой, пожалуйста. Спасибо.
Эмили. Многоуважаемый господин священник! Я отдаюсь под опеку.
Кармилла. Меня охватывает глубокий, пронизывающий ужас.
Эмили. Меня пересекает глубокая борозда. Я неописуемо радуюсь сложной форме избавления.
Кармилла. Я совершенно потеряла жизнерадостность. Мне не в чем исповедоваться. Я — нежный нарыв в складке кожи.
Эмили. Кармилла, скажи, пожалуйста, который час?
Кармилла. Уже поздно. Посвети на лицо! Я куст, который любя обвивает маленькую кучу.
Эмили. Если у тебя на крючке бьется рыба с опухолью на спине, может быть, это рак? Очень хорошо. Почему они вытащили нас из стихии? Им следует бросить нас обратно, в вонь отхожего места.
Кармилла. Я задаюсь современным вопросом. Я могу покинуть сортир? Спасибо. Еда. Мюнхен — это людская сутолока. А что я хотела узнать?
Эмили. Мы отделились друг от друга. Это должно было случиться.
Кармилла. Как весело следить за продвижением еды внутри тела!
Эмили. Почему мы так плохо пригодны для проживания? Почему мы только берем?
Кармилла. Я бы хотела навещать детей один раз в неделю и радоваться общению. Спасибо.
Эмили. Мы — результаты исследования крови.
Кармилла. Мы фактор, с которым не обязательно считаться. Мы не мрем. Мы не рвем. Мы ничего не берем.
Эмили. По ощущениям я лесбиянка и садистка. Я хочу ознакомиться со страданием. Я хочу составить картотеку.
Кармилла. Я спасаю от верной смерти. Я и сама не хочу умирать. Большое спасибо.
Эмили. Я считаю, что можно любить даже убийцу, если он при взгляде на свои окровавленные руки содрогается от ужаса. Можно иметь склонность к женщине. Можно спать в супружеской кровати. Можно казаться вымирающими видами рядом друг с другом.
Кармилла. Воля необходима и да свершится. Это твоя?
Эмили. Нет. Я не хочу, чтобы меня контролировали, когда я причиняю страдания. Большое спасибо.
Кармилла. Эмили, я хочу, чтобы меня понимали. Разве я требую слишком многого?
Эмили. Нет. Я хочу, чтобы мне не чинили препятствий, когда я пользуюсь своим правом на телесные наказания. Ни одному отцу я не позволю запретить мне это. Только потому, что он сам хочет заняться побоями.
Кармилла. Лично я не хочу быть совершенно мертвой. Я хочу, чтобы еще долгое время можно было идти по моим следам в глубоком снегу. Я хочу быть видимой. Как желтая дырка от мочи посреди спуска с горы. Я хочу очень глубоко проникнуть в замерзшую землю.