Болезнь претендента
Шрифт:
Было заметно, что Викентьев был доволен своим выступлением. Ведущему, Петрушину тоже понравилось, как прошло мероприятие – коротко, ясно, хлестко. Однако через несколько дней ему позвонил Дмитрий Петрович, сказал, что сейчас зайдет, а появившись в кабинете, прямо с порога неожиданно заявил:
– Борис Владимирович, нужно созывать новую пресс-конференцию.
– По какому поводу? – удивился тот.
– Жизнь вносит свои коррективы. Оказывается, Самощенко не был отравлен.
Часть II БЕЙ СВОИХ, ЧТОБЫ ЧУЖИЕ БОЯЛИСЬ
Глава 1
Журналиста, который на первой пресс-конференции Викентьева хотел было выяснить, кто пытался отравить Самощенко, ведут ли компетентные органы расследование и есть ли в этом деле подозреваемые, звали Станислав Фокин. В редакции газеты «Триумф», где много лет работал Стае, его звали Фокстерьер. Уж если он вцепится в какую-либо проблему, будет ее препарировать на все лады, пока не разберется в ней досконально, после чего выложит факты читателям. Как правило, острые материалы Фокстерьера вызывали большой резонанс. Чаще всего они публиковались под рубрикой «Расследования».
Фокин не придерживался в работе стандартов, более того – старался избежать их. Он мог разразиться огромной статьей с продолжением, а мог ограничиться короткой заметкой, но с таким мощным публицистическим запалом, что та оказывалась в центре читательского внимания. В редакции его ценили за то, что Стае не готовил средненьких материалов. Он мог написать или очень плохо, или очень хорошо, однако никогда не скатывался до середины, которая оставляла бы всех равнодушными. Можно печатать, можно не печатать – это было не для него. Если на редакционных летучках Фокстерьер говорил про какую-либо статью: «Ни рыба ни мясо», – это являлось самой убийственной характеристикой.
Первая пресс-конференция Викентьева Стасу очень не понравилась. Ему показалось, что за общими словами выступавшего врача скрывалось недостаточное знание проблемы. Не предмета, а именно проблемы, потому что странное отравление одного из реальных кандидатов на губернаторский пост вряд ли можно было свести только к болезни. За этим таилось нечто другое, то, что должно откликнуться в будущем. Поэтому он и пытался выяснить у Викентьева, высказывалась ли врачами криминальная причина недуга Самощенко. Не получив ответа, Фокстерьер даже не стал писать об этой формальной встрече журналистов с заведующим отделением.
Однако, когда через несколько дней из ЦКБ поступило приглашение на повторную пресс-конференцию, Фокин насторожился. Ему не составило труда выяснить, что состояние Самощенко стабильно, жизнь вне опасности, то есть ничего нового журналисты услышать не смогут. Зачем же тогда их звать второй раз? Тут что-то нечисто.
На этот раз в конференц-зале главного корпуса ЦКБ народу собралось меньше, чем на предыдущей встрече с Викентьевым. Дмитрий Петрович выглядел осунувшимся и бледным. Без всякой раскачки, ровно в четырнадцать часов, не обращая внимания на то, что еще входят и усаживаются задержавшиеся, он начал:
– Уважаемые господа! Надеюсь, вы понимаете, что медицина является динамичным делом, не застрахованным от ошибок и недоразумений. Поэтому врачи стараются избегать публичности. Причина тут не только во врачебной тайне, но и меняющемся течении болезни, уточнениях и тому подобных тонкостях. В связи с этим я должен поставить вас в известность об одном диагнозе, вызвавшем
Взяв стакан, Дмитрий Петрович отхлебнул солидную порцию водички, после чего продолжил чтение:
– «Перечисляемые в прессе симптомы могли быть вызваны разными причинами. Например, патологические изменения кожного покрова похожи на проявление какого-нибудь инфекционного заболевания: скарлатины, кори, лихорадки с почечным синдромом, которая передается грызунами. Не исключена и аллергия, например, на лекарства. Ведь недавно Самощенко лежал в больнице, где ему прописывали разного рода препараты. А поскольку его иммунная система уже пошатнулась, у пациента вполне могла развиться лекарственная непереносимость.
В случае приема большого количества разных медикаментов одновременно может возникнуть синдром Лайела – тяжелейшая токсико-аллергическая реакция. Ее может спровоцировать прием анальгетиков, сульфаниламидов, антибиотиков. Это очень острая реакция, в которой трудно прослеживается связь между следствием и причинами».
Зачитав текст, Дмитрий Петрович встал и, извинившись перед собравшимися за то, что из-за экстренных дел не может уделить им больше времени, покинул зал.
Журналисты были ошарашены не столько краткостью пресс-конференции, сколько ее содержанием. Что ж это за врачи: то отравлен, то не отравлен. Они поставили представителей средств массовой информации в дурацкое положение.
В зале началось жаркое обсуждение услышанного.
– Расчет на то, что второе сообщение большинство изданий публиковать не станет, – уверенно заявила молодая женщина. – Это сделано для галочки: появится в печати – хорошо, не появится – тоже не страшно. Больницу просто кто-то запугал.
Фокстерьер придерживался такого же мнения. Ему показалось, что заведующий отделением вообще ничего не говорил от себя. Даже произнося вступительные слова, он искоса поглядывал на бумажку. Что же заставило его публично признаться в коллективной ошибке? Вернее, кто? Видимо, для кого-то подобное заявление играло важную роль.
Сидя за рулем своей машины, Стае так задумался об этом, что едва не врезался в остановившуюся на красный свет иномарку. Здорово бы ему пришлось раскошелиться, задень он эту машину. Ведь ее водитель ни в чем не виноват. Нужно вести себя внимательнее и не отвлекаться.
Свои размышления Фокстерьер продолжил в редакции. Итак, кому-то понадобилось подчеркнуть случайность заболевания Самощенко. Значит, оно не случайно, у пациента имеются серьезные враги. Либо в сфере бизнеса, либо в сфере политики, это может знать только человек, находящийся рядом. В Красносибирске у Стаса есть хороший товарищ, однокашник по МГУ Костя Звонников, редактировавший местную оппозиционную газету. Он – человек въедливый, наверняка в курсе местных дел, нужно позвонить ему.