Большая Берта
Шрифт:
Босс покачал лысой головой.
— Вам нужно отнести малыша в спокойное место, Сан-Антонио, где его возьмут на попечение, пока ситуация не прояснится. Похоже, он пережил, сам того не ведая, отвратительнейшую ночь в своей жизни.
Антуан проснулся. Крепкий малый! Расточает доверительные улыбочки направо и налево и в ус себе не дует. Ему нравится сегодняшний денек. И правда, солнце светит непривычно ярко, а небо над Парижем как на итальянских рекламных открытках.
— Пойду-ка я домой, господин директор.
— И
— Потому что я с ног валюсь от усталости. — Меня одолела дремота, но я поинтересовался: — Вы дали указание объявить в розыск юного Надисса? Уверен, он мог бы много забавного нам порассказать. В этом деле до сих пор есть пробелы.
— Какие, например? — беспечным тоном осведомился обугленный сухарь, гримасничая и сюсюкая с младенцем.
— Я не понимаю, зачем Келушик навестил дам на Орлеанской набережной, и уж совсем не могу взять в толк, почему его жена Тереза звонила ночью ювелиру.
Старый хрыч обернулся добродушным дедулей. Сначала он возил пресс-папье по темечку, потом, растопырив ладони и приставив большие пальцы к вискам, изображал слона.
— Бу-у-у, ду-у-у! Слон топ-топ! Съем тебя, сладкого!
Малыш распустил слюни-сталактиты длиной в полметра.
— А он неглуп, — объявил Большой Босс. — У него есть чувство юмора. Подумать только, этот клоп вырастет и станет взрослым мужчиной.
Философия начальника, ее вид и содержимое, всегда напоминали мне торт с кремом. Наиболее легковесные пословицы, казалось, были изобретены по его наущению: дорога лошадь к обеду; лучше дохлый кролик в руках, чем лиса в лесу. Вот его катехизис! Краеугольный камень морали! Путеводная нить его жизни!
Однако только что произнесенная банальная истина огорчила меня. Неужто крошка Антуан превратится в безмозглого шалопая, как вы да я! Похотливое алчное животное, нафаршированное пороками и микробами.
Я размышлял о судьбе, оставляющей корявые письмена на стенах общественных туалетов, как вдруг начальник вынул из ящика стола черную штуковину и сунул мне под нос.
— Этот блокнот нашли в кармане Терезы Келушик.
Его водянистые глаза заискрились, словно горный ручей.
— В нем различные пометки о расходах и прочее. Интересующая нас страница загнута. Прочтите. Всего одна строчка, но она тянет на приговор.
С сильно бьющимся сердцем (пусть оно так же бьется еще лет пятьдесят!) я схватил небольшой блокнот в дешевой клеенчатой обложке.
Надпись повергла меня в шок. Я бы меньше удивился, если бы босс вдруг запел, как Паваротти.
Ребекка. Орлеанская наб., 812. Тел.: Медон 00-00 [26] .
— Он называл ее Ребеккой, прозвищем, — пробормотал Старик, — из чего я сделал вывод, что они были тесно связаны. Это ей должна была позвонить Тереза в случае опасности. Припоминаете, мой дорогой? “Позвони сама знаешь кому”… Именно Ребекка стояла в центре всего, дергала за ниточки и пыталась нажиться за счет и тех, и других. Она любит разыгрывать из себя испуганную мышку, раздавленную обстоятельствами. Но на самом деле она надула всех: племянника (повесив на него убийство), своего дружка Келушика (возможно, она сама его зарезала), патрона и любовника (она нашла у него убежище, когда запахло жареным, а он воображал, что посадил ее под стражу). Тонкая штучка!
26
Полагаете, я мог бы дать выдуманный номер? Ни за что. Я выдумаю номер, а он, оказывается, принадлежит какому-нибудь читателю-буквоеду, и мне опять же предъявят иск.
— Вы забыли еще одного простофилю, которого она обвела вокруг пальца, шеф. Старый сухарь улыбнулся.
— Вас? Не упомянул из деликатности. Впрочем, вы сваляли дурака лишь в частностях, но благодаря вам правда выплыла наружу.
— Мне и Берте Берюрье, — совестливо добавил я. — Мадам обладает таким же тонким чутьем, как ее супруг. И где сейчас Ребекка?
— Скоро узнаем. Я отдал приказ, ее из-под земли достанут.
— Так ей и надо, — поразмыслив, заметил я. — Есть одно местечко, где она будет с удовольствием коротать досуг, — женская тюрьма.
Но вы же знаете Старика, он не любит игривых намеков. Насупившись, добродетельный сухарь отвел глаза.
— Полагаю, — сказал он, чтобы скрыть смущение, — что организация “Союз сестер”, заинтересовавшись Рожкирпро, вышла на его секретаршу. И она, истинное чудовище, недолго думая…
— Точно, — вставил я, подавляя зевоту.
Я удалился довольно невежливо.
Бывают моменты, когда усталость, разочарование и гнусность жизни становятся невыносимы.
И вам тоже.
Я стремился домой.
А что тут удивительного?
ЭПИЛОГ
На прошлый день рождения я подарил Фелиции электрическую кофемолку. Красивая машинка, белая с серым, куча кнопочек, светящийся глазок и моторчик, тихий, как у сломанного “роллс-ройса”. Однако Фелиция продолжала пользоваться старой ручной мельницей. Ручку можно было крутить, только зажав бочонок между коленями, а скрежетала она, как древний жернов.
Когда я вошел в кухню, Фелиция молола кофе. Рвущий душу скрип напомнил: сегодня же день рождения маман. Ах я болван! Уж такой день должен провести по-праздничному. Выспавшись, отправиться за цветами, купить какую-нибудь безделушку…
— Сынок! Ты!
Ее лицо осветилось радостью. Она отставила мельницу и поднялась.
— Какой у тебя усталый вид! Но… Но откуда этот ребенок?
— Его зовут Антуан, — сказал я и сунул ей в руки малыша. — С днем рождения, мама.