Большая грудь, широкий зад
Шрифт:
— Валяй, проверяй, и если я не девственница, из этого окна выпрыгну я!
— Ну и дела, бывает же такое, — бормотал непослушным языком Сыма Лян над распростёртым перед ним телом старой девственницы. — Ты, ети его, и впрямь, что ли, девица… — Тон был язвительный, но он был явно тронут.
Счастливая Ша Цзаохуа лежала на ковре, распластавшись, как мёртвая, и не сводила с Сыма Ляна зачарованного взгляда влажных глаз. В номере пахнуло кисловатым запахом перезрелой плоти. Теперь стало видно, что тело Ша Цзаохуа сплошь в морщинах, а на чистой коже то тут, то там проступили старческие пигментные пятна.
Не успел Сыма Лян прийти
— Ты кто такая? — безразлично бросил Сыма Лян.
Актриса разревелась. Уселась на ковёр и, всхлипывая, похлопала себя по животу:
— Всё из-за тебя, ты меня обрюхатил.
Полистав записную книжку, Сыма Лян нашёл нужную запись: «Вечером пригласил актрису оперы маоцян. К концу встречи обнаружил, что презерватив порвался».
— Вот ведь какая, ети его, некачественная продукция! — выругался он. — Одна морока людям!
И тут же, схватив актрису за руку, повёл её из номера.
— Куда ты меня? — вырывалась она. — Никуда я не пойду, людям в глаза смотреть стыдно!
Взяв её за подбородок, он угрожающе произнёс:
— А ну веди себя хорошо, чтобы я твоего нытья не слышал!
Перепуганная актриса умолкла. Вслед донёсся хриплый зов Ша Цзаохуа:
— Братец Малян, не уходи…
Сыма Лян махнул рукой, оранжевым жуком подкатило такси. Бой в красной униформе и жёлтой шапочке распахнул дверцу, и Сыма Лян запихнул актрису в машину.
— Куда едем? — повернулся к нему водитель.
— В Ассоциацию потребителей.
— Не поеду я, не поеду! — завизжала актриса.
— Почему это? — устремил на неё сверкающий взгляд Сыма Лян. — Дело честное и достойное.
Оставляя за собой облако пыли, такси неслось по проспекту. По обеим сторонам мелькали строительные площадки — одни дома сносили, другие возводили. Здание Банка промышленности и торговли уже наполовину снесли, и несколько запорошенных серой пылью сезонных рабочих, похожих на резиновые куклы, механически, без особого напряжения, махали кувалдами, долбя стену. Осколки кирпичей отлетали аж на середину дороги и глухо стукались о колёса машин. Из окон шикарных ресторанов в промежутках между стройплощадками шёл густой винный дух, да такой, что придорожные деревья раскачивались. Нередко в окне появлялась раскрасневшаяся физиономия и изрыгала кашеподобную массу всех цветов радуги. Под окнами в надежде поживиться собирались своры бездомных собак.
Движение на дороге было плотное, и водитель лихорадочно давил на клаксон. Сыма Лян, ухмыляясь, смотрел в окно и не обращал внимания на всхлипывающую актрису. В самом центре города, около площади с круговым движением, машина чуть не столкнулась с грузовиком — он ехал как танк, и ему ни до кого не было дела.
— Мать твою разэтак! — выругалась, высунувшись из окна, водитель грузовика, краснощёкая девица в белых перчатках.
— Что-что? — презрительно переспросил таксист.
Сыма Лян опустил стекло и, плотоядно уставившись на девицу, крикнул:
— Барышня, со мной порезвиться не желаешь?
Та пару раз отхаркнулась и плюнула, метя ему в лицо. В кузове, покрытом проволочной сеткой, в клетках вопили и прыгали обезьяны с зеленоватой шёрсткой.
— Вы откуда, братишки? — заорал в их сторону Сыма Лян. — И куда? — Те лишь корчили ему рожи.
— С птичьим центром не вышло, теперь на мартышек переключились, — прокомментировал таксист.
— И кто же это обезьяний центр создаёт? — заинтересовался Сыма Лян.
— Ну а кто ещё на это способен? — Таксист круто заложил руль, и машина пролетела впритык к ноге девицы на мотоцикле. Ослик, тащивший следом тележку, с перепугу обделался, а сидящий на облучке старик-крестьянин отпустил пару крепких словечек. В палящий майский зной он был в чёрной шапке из собачьего меха. На тележке стояли две большие корзины золотистых абрикосов.
Таща актрису за руку, Сыма Лян ввалился в городскую Ассоциацию потребителей. Актриса брыкалась изо всех сил, но с силачом Сыма Ляном справиться было непросто. Сотрудники Ассоциации в это время резались в карты — три женщины против одного мужчины. У мужчины на лысой, как бильярдный шар, голове было прилеплено множество полосок белой бумаги. [258]
— У нас претензия, господа! — заявил Сыма Лян.
— На что жалуетесь? — покосилась на него, делая ход, накрашенная молодуха.
258
Полоски налепливают проигравшему.
— На презерватив!
Игроки на миг замерли, но тут же повскакали, как обезьяны. Лысый, даже не потрудившись сорвать бумажные полоски, взгромоздился за письменный стол и торжественным голосом провозгласил:
— Граждане, мы, Ассоциация потребителей, со всей душой служим здесь на ваше благо. Пожалуйста, опишите подробно причинённый вам ущерб.
— Пять месяцев назад, — начал Сыма Лян, — я приобрёл в магазине отеля «Гуйхуа-плаза» пачку цветных презервативов марки «Синфу». [259] Мы с этой барышней провели вместе всего полчаса, и презерватив порвался. Негодное качество презерватива привело к тому, что она забеременела. В случае аборта её здоровью и психике будет причинён серьёзный ущерб, а если аборта не будет, придётся идти на незапланированное рождение. [260]
259
Синфу — счастье.
260
Незапланированное рождение ребёнка может повлечь за собой серьёзные санкции, в том числе лишение матери пособия на ребёнка.
Поэтому мы хотим взыскать с фабрики-производителя миллион юаней.
— Как вы сказали, сколько времени вы этим занимались? — спросила женщина средних лет.
— Всего полчаса, — повторил Сыма Лян.
Та аж языком зацокала:
— Силы небесные, полчаса!
— Да-да, полчаса, — подтвердил Сыма Лян. — У меня это дело по часам расписано. Не верите — вот у неё спросите.
Женщина стыдливо потупилась.
— А ты не опускай голову и не стой, словно язык проглотила! — ткнул её Сыма Лян. — Тебе же нанесён прямой ущерб. Всего полчаса, верно?