Большая Игра
Шрифт:
— Но откуда, великая Тихе, откуда? — воскликнула Атропос, сжимая кулаки. — Знать о том, что ждет победившего, может только он сам…
Когда первозданно-чистая Луна вскарабкалась на высшую точку небосвода, девушка скользнула в свою комнату. Когда уходила, краем глаза заметила зажегшийся свет в комнате Лахе, но не обратила на это внимания.
Белокурой девушке снова снились кошмары. Она вынырнула из их цепких объятий и лежала какое-то время, свернувшись в клубок, дрожа, как испуганный лесной зверек. Опять, опять — подушка, мокрая от холодного пота. Демонические морды скалились из темных углов, а самое страшное —
Девушка тихонько заскулила от страха, не в силах пошевелиться. Потом зажмурила глаза, соскочила на пол, рывком достигла стены и включила свет. Насмехающиеся лица пропали, но страх не отпускал. Девушка накинула халат и вышла в коридор, стараясь успокоить нервно бьющееся сердце. Страх темноты — так глупо для бессмертного Игрока.
Пока она собиралась с силами, стоя перед дверью, хозяин комнаты подошел сзади.
— Что-то случилось? — Скульд приподнял одну бровь, хотя зрелище Лахе у его двери ночью не было таким уж необычным.
— Где ты был? — вопросам на вопрос ответила девушка, не отойдя еще от пережитого.
— У Плута, — Скульд открыл дверь, приглашая её внутрь. — Мне ложиться на диване или с тобой?
Вопрос был риторическим — и он лег на кровать рядом с девушкой, обнял её и поцеловал в лоб, сразу проваливаясь в глубокий транс, так похожий на сон. Лахе поуютнее устроилась, чувствуя себя защищенной в кольце мужских рук, и спокойно уснула. Напоследок, однако, она успела подумать, что союз между Плутом и Повесой надо будет расстроить как можно скорее… иначе у её Фишки не будет не малейшего шанса.
ДАЛЕТ и ГИМЭЛЬ
«Предстали перед Творцом буквы далет и гимель. Но сразу же ответил им Творец: „Достаточно, что вы обе вместе, чтобы пока не исчезли бедные с земли, было кому „лиГмоль хэсэд“ — делать им милосердие. Далет называется же от слова „далут“ — нищий, а гимэль — „гомэлет хасадим“ — делает ему милосердие. Поэтому не можете вы расстаться, и достаточно вам помогать друг другу“».
Руки заняты привычной работой, мысли витают где-то в высоких сферах. Восемь часов наедине с собой!
— Это слишком, — вслух сказала Аска.
Взбивая подушку, девушка посмотрела на часы на тумбочке у кровати — до окончания рабочего дня еще пятнадцать минут. Как раз хватит, чтобы закончить уборку в комнате, расписаться, сдать ключи… и пойти на обед.
Девушка бросила последний взгляд на гостиничный номер, закрыла дверь и покатила тележку к каморке, где в конце дня собирались все горничные. Поясница болела немилосердно, руки отвратительно пахли резиной — конечно, после целого дня в перчатках! Да если бы кто-нибудь год назад сказал Аске, что она будет работать горничной в отеле где-то в США, она бы, не стесняясь в выражениях, послала нахала куда подальше. А вот же…
Девушка расстегнула белый передник, с удовольствием потянулась. Рядом трещали по-испански её смуглокожие коллеги.
«Ненавижу испанский. Вдруг они меня сейчас обсуждают?»
В очередной раз Аска задалась вопросом, почему все выходцы из центральной и южной Америки такие низкорослые. По сравнению с высокой северянкой они и вовсе казались пигмеями.
Наконец приехал служебный лифт, и Аска, бормоча извинения, протиснулась к Хельге, которая устало махнула подруге рукой.
— Как сегодня? — родной норвежский язык музыкой звучал в ушах девушек. Пусть даже остальным он кажется грубым.
— Как всегда, — Хельга закатила глаза. — Устала — жуть. Хорошо, что завтра выходной.
Аска покивала, поправила волосы и недовольно поморщилась. По такой жаре каждый день приходится мыть волосы, да и вообще — она ужасно скучала по прохладе, которой на юге США нельзя было дождаться даже ранним утром.
Внизу они встретили третью подругу — Мару. Втроём студентки-лингвистки решили побывать летом в Америке, набраться практики языка… Ох, каким убедительным был агент компании! А вот теперь — работают горничными, вокруг слышат один испанский, какая уж тут практика? В общем, у девушек было много повод для жалоб на жизнь — адская усталость, низкая зарплата, квартира с огромными шипящими тараканами — но в перспективе двух выходных все неприятности затягивались дымкой, казались не такими уж и катастрофическими.
— Что сегодня будем делать? — спросила Хельга, когда они стояли на переходе, ожидая зеленого — то есть белого — света.
— Мэтт обещал приехать, — Мара задумчиво поцокала языком. — Значит, у нас будет машина. Аска, а Джеф не объявлялся?
Девушка скривилась и покачала головой.
— Не спрашивай.
Тридцатилетний американец — балбес и разгильдяй — опять пропал из поля зрения. Ни звонка, ни смс-ки — нет его, и всё тут. Сначала Аска волновалась, потом паниковала… потом перестала. Осталось легкое раздражение — скорее на себя, чем на Джефа.
— Минутку внимания! — Мара подняла руку, читая смс-ку. — Мэтт пишет, что Джеф объявился…
— Что?! — Аска, хоть и убеждала себя, что ей всё равно, не сдержала восклицания.
— Он был в тюрьме, — начала Мара и расхохоталась, давясь словами, — за угон… за угон собственной машины!
Выяснилось, что машина Джефа была на штрафстоянке, и это герой решил её угнать… И теперь куковал за решеткой.
— Да ну его к черту, — разозлилась Аска. — Мара, попроси Мэтта отвезти нас в Новый Орлеан. Хочу напиться и целоваться!
— Поддерживаю, — улыбчивое лицо Хельги возникло между подругами. — Только так и лечится депрессия.
Серый полумрак комнаты прорезал противный звук будильника. Простонав ругательство, Адам попытался нащупать телефон под подушкой, но его там не оказалось. Совершив немыслимое насилие над собой, парень скатился с кровати и встал на четвереньки. Переждал приступ дурноты и пополз в направлении звука.
— Вот и ты, гад.
Будильник замолк, и Адам сел на ковер, пытаясь сориентироваться в окружающей действительности. Он был у себя в маленькой квартирке, неподалеку от улицы Бурбон — и оттого ужасно дорогой. Но он мог себе это позволить — по крайней мере, до тех пор, пока отец терпел все его выходки. Студент Гарварда и разгулялся летом: после целого года вынужденного примерного поведения (после того, как его восстановили в университете) когда он усердно строил из себя этакого «пай-мальчика»… Отец был доволен и даже объявил блудному сыну о возвращении своей отцовской любви — и подтвердил это чеком на солидную сумму денег.