Большая книга мудрости
Шрифт:
Ужасно не люблю слова «никогда». Если бы мне сказали, что у меня, например, никогда не будет болеть голова, я б и то, наверное, испугалась.
…Написанное живет, вот его и охорашивают, а сказанное тут же и умирает.
Никто так много и упорно не советует, как дурак.
Не надо бояться. То, чего вы боитесь, уже пришло.
Люди, сами того не подозревая, имеют для каждого человека особый тон, особую манеру слушать и говорить. Здесь дело даже не в симпатии или антипатии, не в уважении или
Есть души, для которых слезы, как увеличительные стекла: мир, видимый ими через эти стекла, всегда огромен и ужасающ в своем безобразии.
Жить в анекдоте ведь не весело, скорее трагично.
«Когда идешь по канату, – рассказывал мне один акробат, – никогда не следует думать, что можешь упасть. Наоборот. Нужно верить, что все удастся, и непременно напевать».
Человек никогда не забывает того места, где зарыл когда-то кусочек души. Он часто возвращается, кружит около, пробует, как зверь лапой, поскрести немножко сверху.
Для меня все лица так похожи одно на другое, что различаю я их только по шляпам и по разговорам. Но и то очень трудно. Шляпы меняются каждый сезон, разговоры – и того чаще.
Нежность – самый кроткий, робкий, божественный лик любви. Сестра нежности – жалость, и они всегда вместе.
Если сидишь под деревом и птичка испортила тебе шляпку, то тебе совершенно безразлично, что это за птичка – соловей или ворона. Так вот. Изменил ли тебе шекспировский Ромео или приказчик из башмачной лавки – одинаково неприятно.
Жизнь, как беллетристика, страшно безвкусна. Красивый, яркий роман она может вдруг скомкать, смять, оборвать на самом смешном и нелепом положении, а маленькому дурацкому водевилю припишет конец из «Гамлета».
…В каждой душе, даже самой озлобленной и темной, где-то глубоко, на самом дне, чувствуется мне присушенная, пригашенная искорка. И хочется подышать на нее, раздуть в уголек и показать людям – не все здесь тлен и пепел.
Любовь одной рукой дает нам права, а другой – накладывает на нас обязанности.
Любовь материнская простит все, все примет и все благословит.
Михаил Михайлович Пришвин
(1873–1954)
писатель, автор произведений о природе, охотничьих рассказов
Красит человека только любовь, начиная от первой любви к женщине, кончая любовью к миру и человеку, – все остальное уродует человека, приводит его к гибели, то есть к власти над другим человеком.
Всем научились пользоваться люди, только не научились пользоваться свободой. Может быть, бороться с нуждой и крайней необходимостью
Мир на земле возможен лишь при каком-то гармоническом соотношении души с разумом. Господство же разума приводит к голой технике и к войне.
Бойся думать без участия сердца.
Фёдор Иванович Шаляпин
(1873–1938)
знаменитый оперный певец
Я вообще не верю в одну-единственную силу таланта, без упорной работы. Выдохнется без нее самый большой талант, как заглохнет в пустыне родник, не пробивая себе дороги через пески…
Я не могу представить себе беспорочного зачатия новых форм искусства… Если в них есть жизнь – плоть и дух, – то эта жизнь должна обязательно иметь генеалогическую связь с прошлым.
Само понятие о пределе в искусстве мне кажется абсурдным.
Николай Александрович Бердяев
(1874–1948)
философ
Смерть наступает для нас не только тогда, когда мы умираем, но и тогда уже, когда умирают наши близкие. Мы имеем в жизни опыт смерти, хотя и не окончательный.
Ад нужен не для того, чтобы злые получили воздаяние, а для того, чтобы человек не был изнасилован добром и принудительно внедрен в рай.
Воинствующее безбожие есть расплата за рабьи идеи о Боге.
Когда не обладаешь мудростью, остается любить мудрость, то есть быть философом.
Государство существует не для того, чтобы превращать земную жизнь в рай, а для того, чтобы помешать ей окончательно превратиться в ад.
Добрые дела, которые совершаются не из любви к людям и не из заботы о них, а для спасения собственной души, совсем не добрые. Где нет любви, там нет и добра.
Революционеры поклоняются будущему, но живут прошлым.
Человек – раб потому, что свобода трудна, рабство же легко.
С трагедией мира можно примириться только потому, что есть страдание Бога. Бог разделяет судьбу своего творения.
Бога отрицают или потому, что мир так плох, или потому, что мир так хорош.
Миф о грехопадении есть миф о величии человека.
Революция есть догнивание старого режима. И нет спасения ни в том, что начало гнить, ни в том, что довершило гниение.