Большая книга ужасов 2013 (сборник)
Шрифт:
Вокруг Лисьего Лога сохранились неплохие леса, сосновые рощи, лиственницы и небольшой кедровник, над оврагами росла малина и ежевика, на опушках щавель и земляной орех, в прудах обитали жирные и ленивые лягушки, но если честно, это было все не то. Конечно, я мог начать промышлять мелкую домашнюю живность, ее тут водилось изрядно, и козы, и куры, и свиньи, добыть кого-нибудь было совсем нетрудно. Нетрудно, но опасно, все животноводы очень не любят, когда их питомцев зажирают, поэтому в их сторону лучше и не смотреть. Я думал.
За неделю я изучил окрестности довольно неплохо, выяснил, что обычных источников пропитания тут нет – ни мусорных контейнеров, ни ресторанов, а на единственную свалку местные жители выбрасывали только
И через неделю я нашел то, что мне требовалось.
Я обходил городок кругами, с каждым днем эти круги расширяя. И через три дня возле небольшой лесной речушки, впадающей в озеро, я наткнулся на оздоровительный лагерь, засек его по запаху – продвигаясь через лес, зацепился за тонкую ленту сочного мясного аромата.
Гороховый суп.
Раньше я ненавидел гороховый суп, разваренную желтую бурду, от которой пучило живот и к горлу поднималась изжога, теперь же…
Запах горохового супа показался мне восхитительным. Несколько минут я стоял и нюхал, ну, и еще немного подозревал. В последнее время у меня часто болела голова, снились странные бессмысленные сны, а иногда я еще слышал. Шорохи. Вздохи за спиной, я оглядывался и ничего не видел, и запахов вроде никаких, но все равно неприятно. Это от одиночества, если долго остаешься один, начинаешь слышать и видеть то, чего нет. И от того, что случилось, – не каждый удержится в разуме после того, что видел я. Да и по голове я получил изрядно, глаза совсем недавно ровно смотреть стали. И от цвета. И вообще моему мозговому разложению было множество причин.
Именно поэтому запах горохового супа в лесу меня изрядно смутил, и некоторое время я старался разобраться – настоящий ли он?
Настоящий. Вряд ли галлюцинации могут длиться дольше пяти минут, гороховый суп на копченых костях присутствовал в нашей вселенной, и довольно недалеко от меня. Я выдохнул, а затем снова втянул воздух и уловил еще много вкусного и не очень – пшенную кашу с изюмом и черносливом, черный хлеб, грязные носки, чай со жженым сахаром, мокрое белье, мыши, шоколад, дым, жареная рыба, я повернулся и поспешил в сторону запаха.
С каждым шагом он становился все сильнее и сильнее, и я уже различал в запахе супа пережаренный лук и горелую морковь, наверняка нарезанную квадратиками, я тянулся за этим запахом, но тут справа зафыркал мотоцикл. Я успел спрятаться в кочках и пронаблюдал, как со стороны города тащится старый, еле живой «Урал» с прицепом и сильно проржавевшей люлькой. В прицепе болтались два бидона с молоком, которое по пути превратилось уже почти в сливки, в люльке был хлеб, черный, кислый и вкусный. Вел мотоцикл пацан лет шестнадцати, к заднему сиденью мотоцикла он привязал флаг, когда мотоцикл влетал в канаву, флаг вздрагивал и развевался. На синем фоне рыжая лисья морда с черной повязкой через правый глаз, и галстук там еще был, зеленый, или тоже оранжевый, цвета все-таки плавали.
Лагерь. Это большая удача, я рассчитывал на привал охотников, на становище браконьеров, на привал копателей золотого корня, а тут лагерь. Возле лагеря можно продержаться до осени, а если очень повезет, то и зиму перетерпеть.
Мотоцикл протарахтел мимо, и я потащился вслед за ним, за хлебом и сыром, и через пару километров действительно встретился лагерь, он назывался так же, как город – «Лисий Лог». Здесь пахло уже совсем по-другому – баней, краской, медициной и антикомариными химикатами, бананами, здесь скрипели качели, свистели свистки, и кто-то орал и бил в кастрюлю. Приближаться к лагерю я не стал, не теряя времени, направился к главному месту. Конечно, у лагеря обнаружилась своя помойка – у каждого уважающего себя лагеря помойка должна наличествовать, небольшая, но весьма питательная. Я расположился возле нее в крапиве и стал ждать. Помойка выходила к этим зарослям, и ровно в три со стороны столовой показалась могучая повариха с большой алюминиевой кастрюлей, пахнущей разной едой. Повариха поставила кастрюлю на землю, жадно закурила, после чего опрокинула кастрюлю и удалилась, а я приступил к трапезе.
Не скажу, что я был в восторге от вареных картофельных очисток, недоеденной каши и копченых костей… Хотя нет, я был в восторге. На какое-то время я позабыл даже про то, что меня могут заметить, просто лопал, чавкал, и брызгал слюной, а потом под картофельными очистками обнаружил чудесную говяжью кость с неожиданно щедрыми обрывками мяса. И тут уж я совсем не удержался, и как самая заправская собака схватил ее поперек и уволок в глубь леса, свалился в траву, и стал ее грызть, крошить зубами, стараясь добраться до костного мозга, а потом уснул, не удержался, успел только заползти под смородину.
Проснулся уже ближе к вечеру. Со стороны лагеря доносились трубные звуки и какой-то задорный рев, я прислушался и обнаружил, что это хоровое пение, кажется, «любо, братцы, любо». Я был сыт, меня не искусали комары, было тепло, а со стороны помойки пахло свежей порцией еды. Я зевнул как следует и направился в сторону запаха.
Вечером в лагере давали творожную запеканку. Я умял восемь порций и успокоился, еда всегда меня успокаивала. Побродил немного вокруг «Лисьего Лога» и отыскал несколько полезных мест: старую бочку, в которой можно было переждать дождь, пригорок – на нем стояла водокачка, и лагерь оттуда просматривался отлично, ручеек с чистой водой, в котором не пересыхала вода, полянку с крупной земляникой. Нашел еще несколько заброшенных лисьих нор, для меня недостаточно просторных и поэтому бесполезных, нашел крапивные заросли, похожие на джунгли, старый вертолет, вросший в землю почти по пояс. Вертолет меня заинтересовал, потому что в нем обнаружилось сразу несколько тайников с конфетами и шоколадом, причем некоторым из них было по году, а то и больше – забытые, и я ими воспользовался.
И скоро я был сыт, у меня появилась крыша над головой, только вот лето… Оно оставалось жарким и ненормально сухим, с марта ветер не принес ни одного облачка, а солнце, напротив, жарило, как ненормальное. Но в лесу было много тени, она позволяла бороться с жарой. Очень скоро я отлежался и успокоился. И набрал вес, прибавил, наверное, килограммов пять и оброс мускулами, и шерсть стала толстой и крепкой, даже подшерсток завелся, густой и войлочный. Кости, скверно сросшиеся и от этого начинавшие ныть под каждое утро, успокоились. Морда же приобрела угрюмое, тяжелое выражение, так сильно пугавшее многих, так что когда я подходил к ручью попить водички, укрепляющей пищеварительную систему, я видел в воде весьма устрашающую картину. Хоть сейчас на выставку. Время, проведенное возле лагеря, явно пошло мне на пользу, я стал забывать весь этот кошмар, и порой мне казалось, что всё, что случилось, случилось совсем не со мной. Что это был сон, липкий тягучий морок, каким-то образом прорвавшийся из эфемерного мира грез в наш…
Не хочу вспоминать.
Лагерь жил своей летней лагерной жизнью, и скоро от нечего делать я оказался в курсе всех этих каникулярных дел. От скуки. От печали. Видимо, в лагере отдыхала волейбольная команда, во всяком случае, в волейбол они играли с утра до вечера, с перерывами на обед, завтрак и ужин, хорошо так играли, разбившись на две команды – я забирался к водокачке и болел за ту, что в белых футболках, и она отчего-то всегда проигрывала. По вечерам в лагере случалось обязательное пение, в обед все хором изучали португальский язык, днем спали в гамаках, подвешенных между деревьями, так хорошо спали, что меня тоже клонило в сон, и я укладывался возле водокачки и спал, прислонившись к теплому ржавому боку.