Большая книга ужасов 2015 (сборник)
Шрифт:
– А он ищет? – прошептала вконец перепуганная Соня.
– Ложитесь!
Дима раздраженно выбрался из-под навеса. Песок под ногами хрустел. Песчинки прилипали к сапогам, назойливыми муравьями взбирались по голенищу.
Катя вышла из-под навеса, чтобы посмотреть, куда он пошел.
Река Черная широким створом входила в Онегу. Вода стояла, ни течения, ни сопротивления озера. То, что в Каршеве казалось черным, где так неправильно отражались такие неправильные березы, здесь выровнялось. Деревья стали ровные. У пологого переката покачивался белый катер
Там, за грядой, ровно горел огонек. Как сильная электрическая лампочка. Дима сморгнул, прогоняя наваждение, и, специально громко топая, чтобы шуршанием песка заглушить ненужные мысли, пошел к лагерю. Поющий песок не успокаивал. Наоборот, хотелось сильнее вогнать ногу, чтобы эта песня превратилась в крик. А лучше в стон. Чтобы захрустело под ногой громче.
От дальнего мыса по песку навстречу ему шла приземистая фигура. Когда она приблизилась, стали заметны две косички.
Глава 5. Жертвоприношение
Утро было полно свежести и солнечных бликов на воде. Из-за горизонта поднималась уже привычная туча. Солнце ласково освещало ее. И было совершенно не понятно, чего они вчера боялись. Каких шагов? Каких вздохов? Чьих недобрых пожеланий?
– Ты не представляешь, как он ругался! Орал: «Вы все делаете не так! Дрова не те! Сначала надо развести костер!»
Никитос сиял ярче медных пуговиц на куртке. Даже зубы его в улыбке казались особенно белыми.
– Зацени:
Какой день сижу без дела,Не могу подняться я,Потому что Дима смелоМучит лекцией меня.Он третий раз рассказывал историю бурного пробуждения в лагере, добавляя новые строчки к стихам.
В это утро голос у Шаева был громогласный. Он командовал разведением костра, и ему снова ничего не нравилось. Не подпуская никого к месту готовки, он решил все сделать сам. Тут-то и выяснилось, что дрова не собраны, воды нет, спички потерялись по карманам, котелок со вчерашнего дня не вымыт.
– Шаев грозным парнем был,Он штаны себе спалил, —искрил поэтическим талантом Никитос.
Миша лежал в лапнике. От каждого его движения в воздухе появлялся свежий еловый запах. Над головами орал Санек:
– Спасите! Ну помогите уже! Кто-нибудь!..
– А у вас здесь хорошо, – разрешила Катя, оглядывая капище. – Ленточки еще повяжем и границу колышками обозначим. Чтобы если уж пересекали, было бы заметно. А вообще вы свиньи, что здесь остались. Я всю ночь мучилась – и вы здесь одни,
– Был он здесь! Настоящий бес! И глаза еще такие. Чуть меня не съел!
Дальше следовал уже известный всем рассказ, как Санек спасся от беса на маяке. Залезть – залез, а спуститься не может. И вот теперь сидит и жалобно взывает о помощи. Помощь ему никто не оказывал.
Олег разводил костер под установленной треногой с котелком. Санек скулил.
Ребята появились неожиданно, ввалились молчаливой толпой. Смотрели с завистью.
– И не страшно было? – в третий раз спрашивал Володя.
Миша хмуро отворачивался. Хорошо, что пришли ребята, что утро и солнце, что больше можно не прислушиваться к звукам и шорохам. Плеск разыгравшейся Онеги его настораживал. Этот звук преследовал его всю ночь. Все казалось, кто-то выходит из воды, кто-то тянет к нему руки… И тогда он просыпался, понимая, что это сон. Всего лишь сон. Страшный, неприятный.
Ему снилась долгая, протяжная песня. Она звала к себе. Звала спуститься. Звала отдохнуть. Голос был как будто женский. Высокая худая женщина сидела на берегу черной реки, волна в ней железно шуршала. Женщина опускала руку в воду, а когда поднимала ее, то с пальцев начинала капать кровь. Миша оборачивался, искал Санька – ведь они здесь были вместе. Рядом никого не было.
На этом сон заканчивался.
– И как вы только могли прогнать девочку? – ворчала Катя. – Ладно, вы два балбеса, а она-то одна. У петроглифов ее нет, в маяке нет. Куда вы ее загнали?
– Ничего, на запах придет! – хозяйственно заверил Олег.
– Решено оборудовать поблизости капище, а на ночь уходить за реку. Племена ведь никогда не жили рядом со священными местами. Делали стойбища около реки, а на капище ходили за советами к богам. Здесь будем оставлять охрану. Эту ночь были вы. А в следующую…
– Я! – от нетерпения Володя поднял руку. – Я буду!
– Придется надгробную эпитафию придумывать, – притворно вздохнул Никитос, – а я не умею. «Девять негритят пошли купаться в море. Девять негритят резвились на просторе…»
– Тринадцать, – подал голос Миша.
– Чего «тринадцать»? – спросил Никитос. – В песне девять!
– Нас тринадцать. – Ветки приятно хрустели, елового запаха становилось больше.
– «Тринадцать негритят решили пообедать», – тихо пропел Олег и посмотрел на курящийся котелок.
– Хорошо, следующую ночь будет Володя, – прервала песню Катя. Она какое-то время боролась с собой, но потом не выдержала, поморщилась и вскочила: – Не придумывайте себе сказок. Кто к кому приходил, кто как завывал. Нет ничего!
– Ой, было, было. Ходил! – орал Санек.
Олег весело засмеялся. Вторя его смеху, затрещали ветки в костре, взлетели искры.
– Я знаю, куда Алабай делась! – взывал с верхотуры Санек.
– Ты ее оттуда видишь? – обрадовалась Катя.
– Ее в жертву принесли. Раньше, когда дело какое начинали, приносили в жертву красивых девушек.