Большая книга ужасов – 43
Шрифт:
Алена наклонила голову. Светлые волосы скрыли лицо.
– Они найдутся, – глухо заговорила вожатая, – но не так, как ты думаешь. Канашевич вчера увидели недаром. Три года. Словно она специально чего-то выждала и явилась… Или ее кто-то позвал. Такие же обряды бывают, нет?
– Ты сходишь с ума! Алюша! Очнись! Вот именно что три года! Если это тебя так волнует – съезди к ней на могилу, поставь в церкви свечку. Но только не тащи прошлые события в сегодняшний день. Считай, что все забылось и быльем поросло.
– А то, что ты три года назад за мной
– Ой, Алюш! Тебе сейчас надо о сегодняшнем дне думать, а не о моих чувствах. Ищи детей, звони родителям. В этот раз тебе так просто отделаться не удастся.
– Не надо никому звонить. Они в лагере. – Алена спустилась на дорожку, оглянулась на окна второго этажа. – Просто мы их пока не видим.
Кирюша недовольно поморщился – ему надо было найти детей, все остальные мысли и эмоции он откладывал на потом.
Первый отряд по праву старичков позволял себе не бегать на спортивную площадку для утренней разминки. Ребята вяло размахивали руками около своего корпуса. Пара мальчишек откровенно отлынивали, пристроившись на корточках возле отрядной беседки. Девчонки болтали. Высокий накачанный вожатый Матвей, ничего не замечая, продолжал с настойчивостью робота отсчитывать ритм выполняемых упражнений.
– Раз-два, раз-два, раз-два. Тянем мысок!
Он учился в спортивном колледже, собирался стать тренером и два месяца летом в детском лагере были его педпрактикой. Стальные нервы, абсолютное спокойствие, стопроцентная уверенность в себе и собственной победе. Мечта, а не мужчина.
– Следующее упражнение!
Алена сделала знак рукой, чтобы ребята не отвлекались на нее, но парни тут же сгрудились вокруг вожатой, замелькали в толпе взволнованные лица девчонок.
– Раз, два! Раз, два! – с упрямством заводного механизма повторял Матвей.
Упражнения должны выполняться, и они будут выполнены, даже если перед тобой осталась только пара тихонь.
– Ну что? – выдвинулся вперед суровый Юрка Кривонос. За спиной – его гвардия, верные мушкетеры короля: Мишка, Давид, Гера.
– Кто видел Аню?
Моторовой не было.
– Она в палате, – подсказала Томочка.
– Раз, два! Раз, два!
– Заканчивайте зарядку и собирайтесь в беседке.
Алене хотелось выдохнуть, хотелось опереться на плечо такого уверенного в себе Юрки. Но впадать в панику и унывать было поздно. За нее это уже сделали. Старший вожатый постарался.
Палата просторная, на десять кроватей. Большой нелепый квадрат, где часть коек стоит около стены, а две сиротливо выползли на середину с неизменными спутницами-тумбочками. Гулкое пространство к душевному разговору не располагало.
– Королев! – выла в своем уголке Анька.
Судя по тому, что из зрителей рядом с ней осталась только верная Ирка Зайцева, рыдала Моторова давно. А может, и всю ночь. Нет, всю ночь она не рыдала. Всю ночь она носилась по лагерю. С теми же криками.
– Что у вас?
– Вера Павловна ей успокоительное дала, но оно, кажется, не действует.
Ирка Зайцева была нежно-рыжего цвета, белая кожа лица придавала ей невинный, почти младенческий вид. На это покупались все, кто Ирку не знал. Если Кривонос в отряде играл роль де Тревиля, то Ирка была истинной Миледи. Это из-за нее Сашка Кабанов поспорил, что среди пасмурного дня заработает себе тепловой удар и чуть не прыгнул головой в самую большую печку лагерной кухни. В ответ на такой подвиг Ирка лишь белесой бровью повела. Ни ее, ни Аньку нельзя было назвать красавицами. Широковатый нос, мясистые щеки, водянистые глаза, да еще и хрипловатый голос – но все мальчишки поддавались ее очарованию.
– Королев! – оторвала заплаканное лицо от подушки Аня.
Тоже рыжая, тоже с белым лицом, широкими скулами, маленькими глазами. А сейчас еще и зареванная – Моторова выглядела ужасно.
– Еще раз скажите, что вы видели? – жестко произнесла Алена.
Ира улыбнулась. Такая улыбка считалась загадочной, и парни в кровь расшибались, чтобы подобная милость была обращена к ним.
– Ну, мы пошли к изолятору…
– Зачем вы туда пошли?
Зайцева округлила глаза, словно ее спросили о чем-то неприличном.
– Потому что Анька весь вечер выла о своем Королеве. Вот мы и решили…
– А Кабанов?
Глаза Ирки стали еще круглее.
– А что Кабанов?
– Ты разве не к нему пошла?
– Ой, сдался мне этот Кабанов!
– Ладно, вы пошли к Королеву. Дальше.
– Ну и всю дорогу Анька кричала, как Королев прекрасен.
Алена закрыла глаза. Рыхловатый круглоголовый Королев с тонкими губками и ехидным прищуром вызывал у нее совсем другие чувства, но на вкус и цвет, как говорится…
– Дальше!
– А чего дальше? Мы пришли, стали их звать. Я смотрю, кто-то в окне торчит и свет еще какой-то странный. Девчонка, волосы длинные…
Алена тяжело задышала.
– Ты раньше видела ее фотографию? – сквозь сжатые зубы спросила вожатая.
– Чью?
Ирка обратила на Алену тяжелый взгляд. За ним была пустота. Из такой пустоты можно вытащить лишь то, что позволят. Зайцева – не позволяла.
– Дальше!
– А потом эта девчонка стала душить Королева, Анька заорала, я разбила стекло. Прибежали вожатые.
Моторова вдруг взвилась на своей кровати, кинулась к Алене:
– Пойдемте его искать, а?! Оденемся и пойдем. Возьмем все, что нужно. Он не мог далеко уйти! Я знаю, ему нужна помощь.
– Это тебе нужна помощь! Приди в себя! – Алена сама не заметила, как ее рука резко ударила по мокрым щекам подопечной. Раз, два. Завершаем физические упражнения и переходим к водным процедурам. – Он сам придет. А тебе надо умыться.
На нетвердых ногах Алена вышла из палаты.
Канашевич, Канашевич… как в дурном сне. Ровно три года назад она так же успокаивала рыдавшую в подушку Лену Канашевич. «Мальчик с девочкой дружил, мальчик дружбой дорожил…» Не хватает только, чтобы с Анькой что-нибудь стряслось. А поэтому с ней надо жестко, никакого сюсюканья.