Большая книга ужасов – 5 (сборник)
Шрифт:
И все это проделывается под носом у людей. Днем в школе полно учеников, учителей, ночью — сторож. Баба Люба что, не в курсе того, что подвал переоборудован в съемочную площадку? Хотя ей, наверное, дашь стольник — она и забудет навсегда не только о камерах, но и о том, что она вообще сторож… Но есть еще несколько вариантов. Первый: баба Люба в курсе всего. Вероятно, она думает, что раз директриса знает, то все в порядке. Вариант второй: за своими любовными романами старуха ничего и никого вокруг не замечает, в чем я уже успел убедиться. Поэтому, наверное, Прокопьева и наняла ее на работу. Более «подходящую» кандидатуру на должность сторожа найти трудно: старая, глухая… Сторож для вида. Баба Люба всю ночь читает любовные романы, пьет «кофий», как она называет этот напиток, гладит школьную кошку и находится в счастливом глухом неведении. Не удивлюсь, если Прокопьева сама покупает ей «кофий» и книжки. Но даже от бабы Любы будет трудно укрыть сегодняшний разгром у подвала… Представляю, как она удивилась, увидев разрушенную стену. Интересно, а оборотней-то она заметила? А Прокопьеву?
— Ты вынес мусор? — Мама оторвалась от книги и пристально на меня посмотрела.
— Ма, ты что? — удивился я. — Еще утром выбросил…
— Угу. Молодец, — похвалила меня мама и снова уставилась в книгу.
Утром я действительно успел переделать много дел. А все благодаря бессоннице, вызванной… сами знаете чем…
Раздумывая о бабе Любе, я качал тапку на большом пальце правой ноги и, видно, сильно его качнул — тапка слетела с пальца.
Я потянулся, а мама в тот момент громко захлопнула книгу и восхищенно произнесла:
— Не книга, а чудо!
— Что за книга? — поинтересовался я.
— В переходе купила. Называется «Программирование людей».
— Программирование? Людей? — удивился я.
— Да! Вот я сейчас сидела и мысленно посылала тебе программы.
— Какие еще программы? — еще больше удивился я.
— Их было две: одна — чтобы ты уронил пульт, вторая — чтобы тапка слетела с твоей ноги.
Я недоверчиво посмотрел на маму:
— А как ты их посылала?
— Очень просто! Надо заговорить с человеком, и, когда будешь произносить последнее слово в фразе, нужно мысленно топнуть ногой об пол, одновременно с ударом представляя то действие, которое должен произвести программируемый. Называется «слово-стимул, соединяемый с мыслеобразом».
— Мало в это верится… — засомневался я.
Мама засмеялась и жестом фокусника вытащила из кармана два листика бумаги. Протянула их мне. На первом было написано: «Урони пульт!», на втором: «Сбрось тапку с ноги!»
— Видишь, я заранее написала программы, чтобы доказать тебе действие слов-стимулов, — победоносно воскликнула мама.
— А что, можно внушить программу только для того, чтобы человек что-то уронил? — заинтересовался я.
— Нет, можно внушить все что угодно, — заверила меня мама.
— Абсолютно все?
— Абсолютно.
— Надо же, на что способен человек… — сказал я, до конца все же не веря в чудеса, которые вычитала мама.
— А то! Стоило только купить книжку!
Я задумчиво уставился в экран телевизора. Якубович принимал очередной подарок. И когда я успел снова переключить канал?
Глава VIII
Серебряные пули
Почему-то думалось мне обо всем, о чем угодно, но только не о том, что мой отец — оборотень. Если о последнем и думал, то как-то вскользь, мельком. Наверное, психика ограждала организм от неприятных мыслей… Но, ложась спать и по обыкновению мысленно подводя итоги ушедшего дня, я специально начал вспоминать, что произошло предыдущей ночью. Укутался пледом, выложив им «гнездо» вокруг себя, посмотрел в потолок и произнес про себя: «Я прожил день, зная, что я — полуоборотень. И ничего сверхъестественного пока не случилось… Может, дальше тоже все будет хорошо?»
Мне очень хотелось на это надеяться…
Уже когда мое сознание перешло в приятное вязкое состояние где-то на границе между сном и явью, меня вдруг прошиб пот. Я открыл глаза и с некой брезгливостью скинул с себя плед.
«Боже мой… — с ужасом подумал я. — Да я же всегда был животным, только не замечал этого! Вот, даже пледом не укрываюсь как люди, а что-то вроде гнезда вокруг себя делаю… или что-то вроде… ямки… логова…»
А потом я заснул.
Раскрытый.
На следующий день мы не учились. Директриса Прокопьева отменила занятия, сообщив всем, что в школе загорелась проводка и сгорел школьный подвал, пламя перекинулось также на столовую и спортзал, а кроме того, почему-то рухнула подвальная стена. И теперь, сказала директриса, в школе проводится срочный ремонт поврежденных помещений.
Лилия Владимировна была мрачнее тучи. Она стояла на верхней ступеньке парадной лестницы и, захлебываясь в лживых подробностях, рассказывала, как что загорелось и что где рухнуло… Еще прибавила, что в кабинете географии орудовали воры, выпилившие замок, но ничего не укравшие.
Все верили рассказу Прокопьевой. И только я знал всю правду про школьный подвал, то есть про то, что он по вечерам переоборудуется в съемочную площадку. И я знал правду о причине пожара. А в классе были не воры, а всего лишь я, следивший за классной руководительницей…
Мне очень повезло, что вчера в подвале никто не догадался, кто был чужаком. И поэтому я не боялся смотреть в глаза Прокопьевой. И ее взгляд, изредка проскальзывая по моему лицу, не выражал ничего, кроме равнодушия.
— Дети! — вещала с лестницы Лилия Владимировна. — Идите домой и не выходите на улицу! Опасайтесь оборотня! Завтра скорее всего школа тоже не будет работать — я сомневаюсь, что за сегодняшний день рабочие успеют восстановить поврежденные помещения. А раз так — у вас есть время читать книги, сидя дома, и учить уроки. Еще раз прошу вас — не гуляйте по темноте. Слушайте меня, и с вами будет все хорошо!
Все ученики, обрадованные, хлынули со школьного двора: одни обратно домой, другие пошли в парк, третьи куда-то еще. Я же стоял на месте и изумлялся: недавно Прокопьева нас убеждала, что оборотней не существует, а сейчас беспокоится за наши жизни и просит своих учеников остерегаться оборотня. В чем дело?
Внезапно у меня в ушах зашумело, голова закружилась, а перед глазами возникли разноцветные мушки. Я словно отключился от мира. Все люди вокруг меня стали ходить медленно, будто увязли в трясине, а разговаривали они словно нараспев, неимоверно растягивая слова. Птицы на небе летели еле-еле, где-то вдалеке на лестнице Лилия Владимировна что-то говорила, размахивая руками, но тоже медленно, тягуче. Зато все осенние события стали проноситься в моем сознании, как кадры фильма перед моими глазами на фоне школьного двора, парней и девчонок. Я видел как будто два мира сразу. Один сегодняшний, сиюминутный, другой — состоящий из прошедших событий. Прошлое мелькало быстро-быстро, а настоящее растянулось, замедлилось.
Вот мама сидит со мной на кухне, смотрит телевизор и бледнеет: корреспондент рассказывает о третьей жертве, и камера показывает осенний парк с разорванными вещами, лежащими на дорожке…
Я вспоминаю о старинном охотнике, принесшем домой лапу волка, которая оказалась человеческой ступней…
Кто-то нападает на меня, и я думаю, что это оборотень — гроза Холодных Берегов, а на самом деле это Кузя — веселая собачка моей крестной…
Тем же вечером я засыпаю у себя на кровати, и оборотень врывается в мою комнату, оторвав решетку от стены и разбив стекло. Милиция. Журналисты. Статья про Аллу Сухову…