Большая книга ужасов – 52 (сборник)
Шрифт:
– Стой! Не уходи, а то она меня достанет.
– Кто? Да я просто медсестру позову…
– Нет никакой медсестры. Не уходи, слышишь?
Я подумал, что парень бредит, мне под наркозом и не такое виделось. Решил не спорить и потихоньку попятился к дверям, бормоча: «Конечно-конечно».
– Стой! – взревел мой сосед. В этот момент я уже дернул ручку двери, и мне стало по-настоящему страшно.
Дверь была заперта. Я дернул, потянул, толкнул, дернул-потянул-толкнул, дернулпотянултолкнул… Дверь была как будто замурована, она вообще не двигалась. Не шаталась, не ходила ходуном, когда дергаешь ручку. Она стояла намертво, куском дерева, вросшим
– Не уходи!
Я подумал, что на такие вопли медсестры должны сбежаться сами, и прислушался. Где ты, где, долгожданный стук каблуков по коридору, появись, пока я не сошел с ума в компании буйного!
– Ты еще здесь?
Молния за окном сверкнула совсем близко. В коридоре было тихо-тихо, я прислонил ухо к замочной скважине и услышал белый шум. Как в телефонной трубке. Что ж такое? Отчаявшись, я разбежался и долбанул в дверь плечом. Боль моментально отозвалась в животе, а уж потом в ключице, но чертова дверь так и не шелохнулась.
Я забарабанил в нее кулаками и завопил почему-то:
– Я здесь! – Как будто кто-то меня искал. Ах да, сосед.
Он даже успокоился, услышав мои вопли. Шумно выдохнул, шевельнулся…
– Эй, мы заперты. И медсестру не дозовешься… Апокалипсис прям.
Он шевельнулся странно, мне показалось, что он махнул рукой. За окном опять сверкнула молния. И этот еще… Чем я-то могу помочь? Ему и воды, наверное, нельзя, если он после операции.
– Что с вами?
Он, казалось, меня не слышал. Лежал и что-то бубнил в потолок, от наркоза еще не отошел, точно. Я стоял, прислонившись к двери, одним ухом слушая тишину в коридоре, а другим – соседа. Слов было толком не разобрать, я выхватил только: «лес», «ведьма», «хана». А потом он распахнул глаза, блестящие в темноте, и совершенно четко произнес:
– Береги куклу.
Я опять подумал, что он бредит, и он, будто подтверждая мои слова, забубнил так монотонно, будто рэп читает: «Глина, волосы – чушь, глина, волосы…»
На меня опять накатил холод, за окном громыхнул гром. Молния сверкнула прямо в окна и осветила лицо моего соседа. Зрачков у него не было.
Наверное, мне показалось тогда, но подойти посмотреть я уже не решился. С криком я вскочил на свою кровать и подобрал ноги, как будто от мышки спасаюсь, глупо. Тогда я шумно опрокинул тумбочку (ну явись же, медсестра, хоть на грохот падающей мебели!) и стал отвинчивать ножку – какое-никакое оружие. Меня продирала дрожь, то ли от холода, то ли от происходящего. Ножка поддавалась плохо, засаленная годами, она выскальзывала из рук. Я взял полотенце, и пошло веселее.
Сосед все еще бубнил про глину и волосы, а я наконец-то отвинтил ножку. Винт из нее торчал тоненький и длинный – то, что надо. Заточить бы еще… На пробу я ткнул ножкой в ладонь и взвыл, не рассчитав удара. Кровь моментально залила простыни, я намотал полотенце на руку, чтобы остановить. Жесткое, вафельное, оно больно впивалось в рану. Свободной рукой я сжимал ножку от тумбочки. Холод, продиравший меня до костей, казалось, усилился. Я смотрел на соседа, не зная толком, чего от него ждать. Казалось, если он захочет, легко встанет и доберется до меня. Но он только нервно мотал головой, как будто потерял меня из виду. И все бубнил свое: «Глина-волосы-чушь». Я сидел и потихоньку пальцем пробовал остроту винта на ножке тумбочки. Так и уснул с этой ножкой.
Глава VII
Больница
Проснулся я от телефонного звонка. Мать радостно сообщила, что молния ночью повредила трансформатор, и весь поселок теперь без электричества. «Телик не посмотришь, ноут надолго не включишь, делать нечего, идем к тебе телефоны заряжать. Готов?» Шуточки у нее иногда, не соскучишься. Я сказал, что готов и чтобы они поторапливались, потому что… На этом месте я проснулся окончательно. Распахнул глаза и сам испугался собственных рук. Та, что держала телефон, замотана вафельным полотенцем с просочившимся пятном крови. Другая – еще сжимает ножку табуретки винтом наружу. Как я во сне не поранился – чудо… А кровать в дальнем углу была пустой.
Огляделся – никого, я один в палате. Похоже, моего соседа увезли ночью, а я не слышал. Санитары, наверное, долго ржали над моим видом.
– Что-то случилось? – Ах да, мать на связи.
– Нет, – говорю, – нормально все. Приходите скорее, у меня тут скукота.
Это я, конечно, соврал, чтобы не пугать раньше времени. Придут – сами увидят, что меня тут держат взаперти… Я отключился и быстро подскочил к двери: если ночью здесь кто-то был, может быть, он не запер дверь, когда уходил? Нет такого порядка, чтобы пациентов под замок, мы не в психушке. И туалета в палате тоже нет. Еще я ужасно хотел есть, пить и одеяло потолще: мерз как цуцик, пальцев на ногах не чувствовал. Завернулся в одеяло, какое было, пошлепал к двери, толкнул, дернул. Дверь по-прежнему была заперта. Что за ерунда?
Я стал стучаться и вопить, но, когда замолкал и прислушивался, коридор отвечал мне белым шумом. Разве такое бывает? Чтобы в длиннющем больничном коридоре не было ни души, ни шороха, ни писка. Ночью дежурная медсестра, допустим, спала, а сейчас белый день, а больница не подает никаких признаков жизни. Да ко мне уже почти сутки никто не подходил! Ночные санитары, забравшие соседа, – не в счет. Если он вообще был, сосед. Я не видел, как его привозили, как увозили. Приснился, может?
С перепугу я так вмазал в дверь ногой, что живот разболелся. Я стоял, согнувшись от боли, наверное, пять минут, и успел кое-что придумать. Странно, что раньше не догадался.
Я вытряхнул из рюкзака барахло, нашел нож и просто скрутил пластину допотопного больничного замка. Сломать личинку оказалось сложнее (молотка-то нет!), пришлось долбить ножкой табуретки. Упрямая личинка поддалась не с первого раза. Я так по ней грохотал, что на шум уже должна была сбежаться вся больница, но никто не пришел. Когда я выломал, наконец, личинку, сдвинул ножом язычок и вышел, в коридоре было так же тихо.
Дежурной медсестры за столом не было. За приоткрытой дверью кухни никто не мельтешил и не гремел кастрюлями, даже вода в туалете не шумела. Туалет я навестил первым делом. Потом вернулся в коридор. У двери кухни стояли холодильники с двусмысленной надписью «для пациентов», я, конечно, полез. Можно – нельзя, мне никто не сказал, так что ж теперь, сидеть голодным? Наверняка мать еще вчера передала мне что-то съедобное.
В холодильнике почти ничего не было. Одинокое яблоко, явно давно забытое и бумажный пакет с накарябанной карандашом моей фамилией. Старательно не думая, куда делись все пациенты вместе с продуктами, я вытащил пакет, развернул…
На руки мне выпал кусок сухой глины с приклеенными волосами. Дурацкая поделка! Я ж ее вчера в руках держал, дал санитарке выкинуть. Наверное, перепутала, сунула в холодильник. Вот и поели. Я стал звонить матери, чтобы поесть принесла, вдруг забудет. Последние дни все кувырком… Куклу я автоматически сунул в карман треников.