Большая книга ужасов – 8
Шрифт:
– Если ты имеешь в виду Геннадия Прохоровича, его телестудию и старуху, то мы все это видели, – поторопился заверить я.
– Тогда я вообще ни во что не врубаюсь, – ошалело потряс головой Макси-Кот. – Понимаете, если верить моим часам, то прошла всего минута с того момента, когда мы увидели на аллее старуху.
– Будильник! – вспомнилось мне.
Я кинулся в кусты. Будильник был в полном порядке. Секундная стрелка бодро шагала по кругу. И он показывал ровно то же время, что и наручные часы Макси-Кота.
– Знаете, я больше не могу, – устало произнесла Жанна. – Пошли домой.
Вернувшись
– А-а, пришли, – улыбнулся нам отец. А мать спросила:
– Что-то вы совсем мало гуляли?
– Да там дождь, – нашелся я.
– Дождь? – с изумлением переспросил отец. Я поглядел на окно. На улице ярко сияло солнце.
– Он шутит, – вывел меня из затруднительной ситуации Макси-Кот. – Мы сейчас чуть-чуть посидим – и снова на улицу. Просто Жанке нужно было домой забежать.
– У них очень пес симпатичный, – сказала вдруг мама.
Я ушам своим не поверил. Только перемигнулся украдкой с Макси-Котом. Он понял меня и едва заметно кивнул. Кажется, жизнь, наконец, входила в прежнее русло.
– А хотите, мы вам разбираться поможем? – предложил Макс.
– Отдыхайте. Сами справимся, – отверг нашу помощь отец. – Кстати, Федор, – с гордостью добавил он, – я, наконец, связался с нужной фирмой. Завтра придут стеклить лоджию.
Ночью нас с Макси-Котом разбудили крики с улицы. Мы выглянули в окно: церковь была объята пламенем и пылала как факел.
– Наверное, и пристройка горит, – предположил Макси-Кот.
Я вообще не понимал, чему там гореть с такой силой. И церковь и дом при ней были выстроены из кирпича и камня.
– Ну и старуха, – очень тихо добавил Макс.
– Думаешь, это она? – продолжал я смотреть на высокие языки пламени.
– Уверен, – кивнул мой друг…
Местная газета «Серебряные пруды» придерживалась совершенно иной версии. В номере, вышедшем через два дня после пожара, сообщалось, что всему виной – неосторожность рабочих, производивших реставрацию церкви и ремонт прилегающей к ней постройки. Как писал репортер, в результате пожара сгорели «дорогостоящие лакокрасочные и строительные материалы».
Также в маленькой заметочке на последней странице того же номера сообщалось, что пропал бывший глава местного кабельного канала Геннадий Прохорович Козин. Высказывалась смелая версия, что он скрывается от долгов, которые возникли у его компании в связи с безвременной кончиной основного спонсора – Ильи Сергеевича Голланова.
Ясное дело, ни я, ни Жанна, ни Макси-Кот не стали обращаться в газету с опровержением. Нам все равно бы никто не поверил.
А последний привет от старухи в черном мы получили совершенно неожиданным образом. Я отдал проявить пленку. Однако, придя в назначенный срок за снимками, выяснил, что получился всего один кадр. Странное дело: аппарат у меня вообще-то хороший. Но главное потрясение ожидало впереди. Вытащив из конверта единственную фотографию, я долго не мог прийти в себя. Снимок получился очень четкий. На нем был запечатлен освещенный солнечными лучами склеп Князя Серебряного. По обе стороны от двери стояли пышные венки с траурными лентами. А по фризу склепа шла глубоко высеченная в камне надпись: «Помни, что ты – прах».
Кошмары Серебряных прудов
Глава 1
ДЕНЬ РОЖДЕНИЯ ЖАННЫ Д'АРК
Глянув на себя в зеркало, я на всякий случай еще раз провел щеткой по уже тщательно расчесанным волосам. Вроде бы все нормально. Подарок лежал на подзеркальнике. Я взял его и шагнул к входной двери, но тут из кухни показалась мать.
– Погоди, погоди-ка Федя. Дай на тебя посмотреть.
У меня вырвался невольный, но тяжкий вздох. Ну почему на меня обязательно надо смотреть?
– Ма, я уже опаздываю, – щелкнул замком я.
– Плюс-минус минута роли не играет, – возразила моя родительница. – И идти тебе всего-навсего до соседней квартиры. Кстати, – лицо ее враз посерьезнело, – зачем ты напялил эту дурацкую майку? Я ведь тебе приготовила рубашку.
«Начинается», – пронеслось у меня в голове.
– Ты все-таки, Федя, собрался на день рождения, – продолжала мать. – Это тебе не какая-нибудь дискотека, а торжественный день.
– Ты еще скажи: юбилей! – фыркнул я.
– Ничего смешного, – нахмурилась мать. – Пятнадцать лет – это и впрямь почти юбилей.
– А Жанне, между прочим, вот эта майка как раз очень нравится, – потыкал я себя в грудь. – И она специально просила меня прийти сегодня в ней.
– Ну-у, если так… – мать явно растерялась. – Ладно, Федя, иди.
Я наконец открыл дверь. И даже шагнул на лестничную площадку.
– Ой, нет! Погоди! Цветы! – завопила мать. Я было снова занес ногу над порогом, так сказать, родного дома. Но мать крикнула:
– Нет, нет, Федя. Возвращаться – плохая примета. Подожди. Я сейчас принесу.
Она исчезла и мгновение спустя появилась с букетом роз. Я схватил их и немедленно укололся.
– Осторожней! – тут же последовало родительское напутствие. – Погоди. Сейчас оберну стебли целлофаном. Тогда больше не уколешься.
– Не надо! – на сей раз решительно воспротивился я и ногой захлопнул родную дверь.
Обе руки у меня были заняты. Одна подарком, другая – букетом, который продолжал колоться. Передо мной стояла сложная задача – позвонить в квартиру Тарасевичей. Кое-как устроив подарок под мышкой, я освободил левую руку и надавил на кнопку звонка. Дверь распахнулась. Под ноги мне немедленно кинулся маленький бородатый двортерьер Тарасевичей – Пирс. Он радостно тявкнул и, высоко подпрыгнув, едва не вышиб у меня из рук розы.
– Здравствуйте. Поздравляю, – поспешил я вручить букет Юлии Павловне.
– Какая прелесть! – засияли из-под очков глаза у Жанниной мамы. – Только, наверное, это надо отдать виновнице торжества. Жанночка! Где ты? К нам уже Федя пришел.
– Иду! – показалась из комнаты Жанна.
– Поздравляю! – и я протянул ей коробку с подарком.
– Спасибо. Давай проходи. Между прочим, ты первый.
– Жанночка, ты погляди, какая прелесть! – продолжала восхищаться букетом Юлия Павловна. – Пойду поставлю их в воду, а потом уж буду собираться.