Большая охота
Шрифт:
«Святая дева, подскажи, вразуми – что мне делать? – наваррка редко обращалась с молитвами к своей небесной покровительнице, но сегодня выпал именно такой день. – Я всего лишь обычная смертная, и я совсем запуталась. Я не хочу этого брака, не хочу английской короны, не хочу сомнительной чести быть женой Львиного Сердца. Не желаю изыскивать способы, как бы поскорее затащить его на супружеское ложе, чтобы мое будущее дитя не прослыло незаконнорожденным! Мне так немного надо от жизни – быть вместе с Хайме. Чтобы мир оставил нас в покое, забыл о нашем существовании. Только и всего. Пожалуйста, прошу тебя, умоляю – помоги
Пребывающая в Раю святая великомученица Беренгария отмалчивалась. То ли была занята более важными делами, то ли не услышала своей подопечной, то ли сочла, что принцесса вполне обойдется собственными силами и своим умом. Беренгария чувствовала, что вот-вот разрыдается от жалости к себе – все ее покинули, даже заоблачная хранительница. Новоиспеченный муж удостоил косого взгляда и пары вымученных куртуазных фраз, свекровь наверняка считает красивой куклой, годной только исполнять порученное, друзья заняты своими хлопотами… Впрочем, откуда у принцессы – нет, теперь уже королевы – возьмутся друзья? У нее только верные подданные.
Окончательно впавшая в грех уныния Беренгария не сразу заметила, что в ликующий приветственный рев скопившейся на широкой набережной толпы, состоявшей из горожан и крестоносцев английской и французской армий, вплелись новые, тревожные нотки. Обеспокоенные крики становились все громче и пронзительнее, сопровождаясь нарастающим громким треском и запахом паленого дерева. Зеваки, утратив интерес к свадебному кортежу, заозирались по сторонам, выискивая причину волнений. Недоумевающая Беренгария, поддавшись общему настроению, тоже завертела головой по сторонам, и, не удержавшись, ахнула.
– Гавань!.. в гавани!.. – к счастью, когда дело не касалось политических игрищ либо же устроения интриги, Ричарду не требовалось ничего повторять дважды.
Благочинное продвижение кавалькады окончательно смешалось. Задние ряды наступали на остановившиеся передние, ржали лошади, где-то истошно завизжала женщина. Английский король, позабыв о молодой жене, направил коня прямо в волнующуюся толпу, громко призывая к себе соратников. Элеонору и ее маленькую свиту оттерли в сторону, и Беренгария, нещадно дергая поводья своей смирной кобылки, еле сумела пробиться к старой даме – несмотря ни на что, не потерявшей присутствия духа.
Над небольшой мессинской гаванью, до отказа заполненной стоявшими едва ли не борт к борту доброй сотней кораблей, поднимался черный дым, подсвеченный изнутри жирными сполохами оранжевого пламени. Флот, с такими затратами нанятый у корабельщиков Генуи, Венеции и Неаполя, чтобы перевести крестоносное воинство к берегам Святой Земли, надежда крестоносцев – флот горел. Над белыми барашками волн летели черные хлопья пепла, на каком-то судне с грохотом обрушилась за борт мачта, на причалах, усиливаясь с каждым мгновением, клокотала бестолковая крикливая суета.
Несколькими часами ранее, когда церемония торжественного венчания в храме святого Сальватора только началась, по набережной мессинской гавани бодро шагал, навевая себе под нос, молодой человек. Ничем особо примечательным он не отличался – среднего роста, темные волосы до неприличия коротко подстрижены, скуластая физиономия выражает жизнерадостное ехидство, светло-карие глаза прищурены от солнечных бликов на воде. Чьим вассалом являлся сей представитель рода человеческого или к какому сословию принадлежал, сказать было затруднительно – добротный, но неприметный костюм не украшался никакими гербами или символами.
Пожалуй, единственной странностью была вполголоса исполняемая молодым человеком песенка – модный некогда шлягер, состряпанный на закате XX века, и звучавший на языке оригинала.
Ты отказала мне два раза,«Не хочу!» – сказала ты.Вот такая вот зараза,Девушка моей мечты…Под «девушкой своей мечты» диковинный исполнитель подразумевал принцессу Беренгарию Наваррскую, с помпой и шумом выходившую замуж в главном соборе Мессины.
– Нечего нам делать на этой ярмарке тщеславия. К тому же нас все равно туда не приглашали, – заявил нынешним утром бодрый моложавый старик, известный обширному кругу близких и дальних знакомцев как Ангерран де Фуа, своему доверенному лицу. «Доверенное лицо», только что с помощью добродушного пинка извлеченное из царства грез, недовольно зевало. – У меня есть для вас дела, Серж! Ну-ка быстро продрали глаза, встряхнулись и…
– И марш-бросок в полной выкладке на тридцать кэмэ по пересеченной, – мрачно буркнул молодой человек, поименованный Сержем, а если придерживаться строчек заполненных когда-то анкет – Казаков С. В., 1979 г.р., русский, высшее, не был, не состоял, пару раз участвовал (но не привлекался), РФ, прописан в г. СПб, Народная, 60, 15. – А я-то всю ночь мечтал, как пойду глазеть на свадьбу моей несостоявшейся вечной любви. Мессир Ангерран, вы, как это… человек, портящий удовольствие. Вот.
(Вследствие слабого знания норманно-франкского наречия старший лейтенант Казаков не сумел подобрать более подходящего определения понятию «кайфоломщик».)
– На свадьбе Беренгарии полно зевак и без вас, – безапелляционным тоном отрезал мессир де Фуа, выглядевший нынешним утром несколько обеспокоенным и не расположенным к привычным остротам. – Поднимайтесь, время не ждет!
Серж открыл рот – спросить, который час – но быстро передумал. Раз велели пошевеливаться, то и будем пошевеливаться. Не извольте гневаться, мессир де Фуа – он же Рено де Шатильон, о чем строго-настрого велено помалкивать. Ибо всем ведомо, что паршивая овца европейского рыцарства отдала Господу свою грешную душу в июле 1187 года, при большом стечении народа и личном участии защитника правоверных, султана Салах-ад-Дина, да живет он тысячу лет…
Большой дом семейства де Алькамо, приютившего незваных гостей из Нормандии, с самом утра бурлил и клокотал, как забытый на огне котелок. Лабиринт построек наполняли перекликающиеся голоса – мужские и женские, хозяев и слуг, вопли носящихся по всему дому детей, во дворе ржут лошади и заливаются псы, в кухнях истошно визжит влекомая под нож свинья… Комнатушка, полученная благодаря запутанным родственным связям Мишеля де Фармера с местными дворянами, вопиюще пустовала. Оба приятеля Казакова смылись, бросив новоиспеченного барона де Шательро на произвол судьбы и даже не потрудившись растолкать.