Большая политика
Шрифт:
– Я лучше прямо сейчас в редакцию поеду, – Монеткин на всякий случай демонстративной лояльностью отводил от себя гнев шефа, – что бы в завтрашний же номер успеть.
Вячеслав Никанорович слегка кивнул, одобряя служебное рвение помощника, проводил его глазами до выхода, и только после этого обратил внимание на медленно закипающую «розмаринку», молча взял ее под руку и вернулся в зал.
Остаток свадьбы был скомкан. Новобрачный, хоть и повеселел слегка, но шутки воспринимал плохо, мало пил, почти не ел, всеобщему ликованию не предавался. Гости, на всякий случай подражая его поведению, тоже стали вяло реагировать на разного рода увеселительные мероприятия, доводя до исступления выбивающуюся из сил столичную ведущую. Вскоре жених сказался простуженным, и покинул ресторан с разгневанной законной супругой.
А в это время несчастный Монеткин, кляня судьбу, соплю и прокурора, в соавторстве с редактором «Губернских новостей» выполнял распоряжение шефа. Светлый праздник губернаторской свадьбы обернулся рутинной, нудной писаниной в редакции, отчего Монеткин искренне и глубоко страдал. В сокровенных чаяниях он мечтал стать великим политическим деятелем, как ручеек мечтает стать великой рекой, он грезил о великих свершениях на благо народа, как грезит о небе самолетик в детском парке аттракционов. «Стряпать статейки – разве это мое призвание!» – мучился губернаторский помощник, пока опытный редактор, выслушав задачу, быстро накидывал варианты газетной статьи. Но пребывающий в сквернейшем расположении духа помощник губернатора неизменно браковал эти наброски, справедливое негодование требовало удовлетворения, и Монеткин выместил растущее раздражение, отодвинув от компьютера редактора и самолично откорректировав материал. Вышло жестко, зло и емко, в соответствии с суровой реальностью политической борьбы и наисквернейшим расположением духа Монеткина. После контрольной читки искушенный редактор в деликатных выражениях, призывающих «не рубить с плеча» и «семь раз отмерить, прежде чем отрезать», попытался вразумить молодого человека. Но накопленный гнев вкупе с усталостью – а время уже перевалило глубоко за полночь, и заново переписывать статью не было никакого желания – заставили Монеткина остаться непреклонным, и статья была подписана в печать.
xxx
Утром следующего дня в кабинете прокурора состоялась традиционная планерка.
– Ну, конвоиры беззакония, какие будут соображения? – восседающий во главе массивного стола Павел Лаврентьевич отложил завтрашний выпуск «Губернских новостей» с претенциозным заголовком «Нелегальное казино прокурору подчинено» на первой полосе и бросил испепеляющий взгляд на своих заместителей, сидевшими двумя стройными рядами по обе стороны стола. Горечь обиды и печали больно жалили уязвленное самолюбие прокурора, скорбь и непонимание вероломного поступка губернатора прочно обосновались в прокурорском сердце, медленно, но верно нарастала благородная жажда справедливой мести. Подумать только, – значит, еще вчера Вячеслав Никанорович принимал искренние, от всей души, поздравления от чистосердечного Павла Лаврентьевича, уже тая иезуитский план нападения. Что за змея пригрелась в кресле губернатора! В кабинете висела тягостная, гнетущая тишина, даже жужжавшая муха прониклась трагичностью момента и замолчала.
– Слушайте, – не дождавшись ответа, вдруг оживился прокурор, – а этот брюхоногий бегемот случайно с катушек не слетел? Нет? Как иначе это объяснить? И Павел Лаврентьевич грохнул кулаком по газетной передовице, надеясь на хоть какую-то реакцию подчиненных. Но таковой, к вящей досаде Павла Лаврентьевича, не поступило.
– С другой стороны, он сам шнурки завязать не сможет, – вынужден был продолжить монолог Павел Лаврентьевич, – кто-то надоумил его. Тут, вероятно, большая политика замешана.
– Может, это самодеятельность редакции, – робко подал голос молодой заместитель по фамилии Цапко, – а Вячеслав Никанорович об этом и не знает. Уничижительный дружный смешок коллег был ему ответом.
– Эх, желторотый, – снизошел старый опытный заместитель, «видавший виды тертый калач», как ласково звал его Павел Лаврентьевич, – в этой газетенке без ведома губернатора даже прогноз погоды не напечатают.
Дружеское подтрунивание над Цапко немного разрядило грозовую атмосферу, но проблема оставалась нерешенной. Павел Лаврентьевич, как старший по званию и чину взял ответственность за принятия решения на себя: «Похоже, эта ехидна брюхоногая решила меня свалить, – задумчиво проговорил он, сокрушенно, словно не веря в происходящее, покачивая головой, – видать, замену мне нашел. Более сговорчивого». Затем встал, прошелся по просторному кабинету, собираясь с мыслями, и, тяжело вздохнув, пробормотал: «Эх, Слава, Слава».
– Может, просто направим запрос в редакцию, – подал голос один из заместителей, – проведем проверку, в результате которой изложенные факты не подтвердятся, ну, напечатают опровержение, да и дело с концом?
– Хорош тарахтеть! – рубанул прокурор и стукнул кулаком по лежащей на столе газете, – нужно кончать эту беллетристику! Тут обратного хода нет, запасные выходы замурованы. Сам губернатор не осмелился бы, тут из Москвы ветер дует. Спинным мозгом чую, большая политика замешана! В кабинете воцарилась тишина. Оглушенные глубиной проблемы, подчиненные боялись даже вздохнуть. Павел Лаврентьевич, довольный произведенным эффектом, обвел пристальным взглядом каждого из присутствующих, после чего скорбно потупился и трагичным, подрагивающим от волнения голосом вынес решение: «Лучшая оборона – это нападение. Но! (эффектная пауза, указательный палец нацелен на потолок) строго в рамках закона»! И, дабы исключить любое отклонение от намеченного курса, четкими формулировками начал раздавать указания: «Подготовить материалы по ЖКХ, по областной программе переселения из ветхого и аварийного жилья, посмотрите на сельское хозяйство, на операции с земельным фондом и имуществом в целом, займитесь бюджетом, что там можно по нецелевому расходованию пустить, поднимите дела по дорожному строительству…
– Дороги – это ж федеральный Автодор, – опять встрял молодой Цапко. Павел Лаврентьевич остановился, посмотрел в упор на молодого заместителя, заставив того вжать голову по самые плечи.
– А молодец, – вдруг похвалил прокурор, – видишь, и от тебя бывает польза, и, обращаясь уже ко всем, бросил – отставить дороги. «Помните, – продолжил он, мерно вышагивая по кабинету, – свалят меня – полетите и вы, борясь за меня, вы боретесь за себя. Наберем материалов для дела на губернатора, покажу его в Москве, и кто ж после этого осмелится отправлять в отставку честного и принципиального прокурора? Кто позволит оставить целую область на растерзание бандитов во власти? Как целый субъект федерации может остаться без главного блюстителя порядка и надзирателя законности?
– Без надзора за законностью, – неугомонный Цапко в силу молодости иногда поддавался порывам говорить, не успевая подумать, и уже клял себя за несдержанность.
– Пень лагерный, – взорвался прокурор, – имей ввиду, у выскочек может наступить досрочная гибель в результате преждевременной смерти. Павел Лаврентьевич пожевал губами, успокаиваясь, и продолжил наставлять подчиненных: «Тут главное – время, быстро нужно все делать, некогда сопли распускать, моргнуть не успеете – на нары пересядете». Подчиненные, подавленные неожиданной глубиной и сложностью обрушившихся проблем, угрюмо молчали, переваривая обрушившуюся на них информацию.
– Ну, винтики-колесики, чего сидим? – вскинулся Павел Лаврентьевич, и для дополнительного эффекта похлопал в ладоши, – если вопросов нет, то закрутились, завертелись!
Рабочее совещание было закончено, подгоняемые бодрыми напутствиями шефа, прокурорские начальники гурьбой высыпали из кабинета в приемную. Завидев Павла Лаврентьевича, из мягкого кресла быстро подскочил, даже подпрыгнул, долговязый человек средних лет, прятавшийся давеча за чучелом оленя в преддверии губернаторской свадьбы, и обреченно протянул руку для рукопожатия.
– А, наш многопрофильный магнат, – театрально развел руками Павел Лаврентьевич, увлекая гостя к себе в кабинет, – и строите, и сеете, и все вам мало! Что ж вы, Виктор Павлович, закон нарушаете? Долговязый начал было протестовать, но прокурор, не обращая внимания на протесты, обернулся в приемную. «Цапко! – перекрывая гул, рявкнул Павел Лаврентьевич, – прояви бдительность, обнаружь в завтрашнем номере «Губернских новостей» религиозный экстремизм, или разжигание межнациональной розни. В общем, сам подумай, что там найти можно». Молодой заместитель недоуменно замер посреди приемной, растерянно морща лоб и вопрошающе взирая на шефа.