Большая Советская Энциклопедия (КЛ)
Шрифт:
Б. В. Якушкин.
Классификация языков
Классифика'ция языко'в, 1) генетическая К. я. — по признаку родства, т. е. общего происхождения (см. Генеалогическая классификация языков). Родство каких-либо языков признаётся доказанным, если обнаружено общее происхождение значительной части морфем этих языков, всех грамматических аффиксов (если они есть) и многих корней (в т. ч. в тех частях лексики, которые обычно отличаются особой устойчивостью: местоимения, названия некоторых частей тела, слова со значением «вода», «огонь», «солнце», «быть», «дать», «есть», «пить» и пр.). Общее же происхождение корней и аффиксов подтверждается наличием в них регулярных межъязыковых фонетических соответствий. Если создана сравнительно-историческая фонетика, позволяющая приближенно реконструировать корни языка-предка и проследить (по строгим правилам) их превращение в корни языков-потомков, родство последних установлено. В этом смысле бесспорно следующих семей языков в Старом Свете: индоевропейской, уральской (с финно-угорской и самодийской ветвями), тюркской, монгольской, тунгусо-маньчжурской, дравидийской, картвельской, семито-хамитской (афразийской). В 60-е гг. 20 в. предпринята попытка строгого доказательства древнего родства между указанными 8 семьями языков, объединяющимися в ностратическую (борейскую) языковую семью: удалось построить сравнительную фонетику этих языков, проследив регулярные фонетические соответствия более чем в 600 корнях и аффиксах. Есть основания предполагать ностратическое
2) Типологическая К. я. (см. также Морфологическая классификация языков) возникла на основании данных морфологии независимо от генетической или пространственной близости, опираясь исключительно на свойства языковой структуры. Типологическая К. я. стремится охватить материал всех языков мира, отразить их сходства и различия и при этом выявить возможные языковые типы и специфику каждого языка или группы типологически сходных языков. Современная типологическая К. я. опирается на данные не только морфологии, но и фонологии, синтаксиса, семантики. Основанием для включения языка в типологическую К. я. является тип языка, то есть характеристика основополагающих свойств его структуры. Однако тип не реализуется в языке абсолютно; реально в каждом языке представлено несколько типов, то есть каждый язык политипологичен. Поэтому уместно говорить, в какой степени в структуре данного языка наличествует тот или иной тип; на этом основании предпринимаются попытки дать количественную интерпретацию типологической характеристики языка. Основной проблемой для типологической К. я. является создание описаний языков, выдержанной в единой терминологии и опирающихся на единую концепцию языковой структуры и системы непротиворечивых и достаточных критериев типологического описания. Наиболее принята следующая типологическая К. я.: изолирующий (аморфный) тип — неизменяемые слова при грамматической значимости порядка слов, слабое противопоставление значимых и служебных корней (например, древнекитайский, вьетнамский, йоруба); агглютинирующий (агглютинативный) тип — развитая система однозначных аффиксов, отсутствие грамматических чередований в корне, однотипность словоизменения для всех слов, принадлежащих к одной части речи, слабая связь (наличие отчётливых границ) между морфами (например, многие финно-угорские языки, тюркские языки, языки банту); флектирующий (флективный) тип объединяет языки с внутренней флексией, то есть с грамматически значимым чередованием в корне (семитские языки), и языки с внешней флексией, фузией, то есть с одновременным выражением нескольких грамматических значений одним аффиксом (например, руками — творительный падеж, множественного числа), сильной связью (отсутствием отчётливых границ) между морфами и разнотипностью склонений и спряжений (в некоторой степени — сомали, эстонский, нахские языки); в древних и некоторых современных индоевропейских языках сочетаются внутренняя флексия и фузия. Ряд типологов выделяет также инкорпорирующие (полисинтетические) языки, где имеются «слова-предложения», сложные комплексы: в состав глагольной формы включаются (иногда в усеченном виде) именные основы, соответствующие объекту и обстоятельствам, субъекту, а также некоторые грамматические показатели (например, некоторые языки индейцев Америки, некоторые палеоазиатские и кавказские языки). Эту типологическую К. я., в основе своей морфологическую, нельзя считать окончательной главным образом из-за её неспособности отразить всю специфику отдельного языка с учётом его структуры. Но в ней содержится в неявной форме возможность её уточнения путём анализа др. сфер языка. Например, в изолирующих языках типа классического китайского, вьетнамского, гвинейских наблюдаются односложность слова, равного морфеме, наличие политонии и ряд др. взаимосвязанных характеристик.
Лит.: Сепир Э., Язык, пер. с англ., М., 1934; Кузнецов П. С., Морфологическая классификация языков, М., 1954; Новое в лингвистике, в. 3, М., 1963; Реформатский А. А., Агглютинация и фузия как две тенденции грамматического строения слова, в кн.: Морфологическая типология и проблема классификации языков, М.—Л., 1965; Успенский Б. А., Структурная типология языков, М., 1965; Климов Г. А., Кавказские языки, М., 1965; Иллич-Свитыч В. М., Материалы к сравнительному словарю ностратических языков, в кн.: Этимология. 1965, М., 1967; его же, Опыт сравнения ностратических языков, М., 1971; Типы лингвистических структур, в кн.: Общее языкознание, 3 изд., М., 1972; Schmidt W., Die Mon-Khmer-V"olker, Braunschweig, 1906; Les langues du monde, nouv. 'ed., t. 1—2, P., 1964; Lewy Е., Kleine Schriften, B., 1961; Collinder B., Hat das Uralische Verwandte?, Uppsala, 1965; Greenberg J., The languages of Africa, Bloomington — The Hague, 1966; Home K. М., Language typology 19-th and 20-th century views, Wash., 1966; Pottier B., La tipologie, в кн.: Encyclop'edie de la Pl'eiade. Le langage, P.,1968; Veenker W., Verwandschaft zwischen dem Finnougrischen und entfernteren Sprachgruppen?, «Ural-Altaische Jahrb"ucher», 1969, Bd 41.
А. Б. Долгопольский, М. А. Журинская.
Классицизм
Классици'зм (от лат. classicus — образцовый), художественный стиль и эстетическое направление в европейской литературе и искусстве 17 — начала 19 вв., одной из важных черт которых являлось обращение к образам и формам античной литературы и искусства как идеальному эстетическому эталону.
К. формируется, испытывая воздействие других непосредственно соприкасающихся с ним общеевропейских направлений в искусстве: он отталкивается от предшествующей ему эстетики Возрождения и противоборствует активно сосуществующему с ним искусству барокко, проникнутому сознанием всеобщего разлада, порожденного кризисом идеалов минувшей эпохи. Продолжая некоторые традиции Возрождения (преклонение перед древними, вера в разум, идеал гармонии и меры), К. являлся своеобразной антитезой ему; за внешней гармонией в К. скрывается внутренняя антиномичность мироощущения, роднившая его с барокко (при всем их глубоком различии). Родовое и индивидуальное, общественное и личное, разум и чувство, цивилизация и природа, выступавшие (в тенденции) в искусстве Ренессанса как единое гармоничное целое, в К. поляризуются, становятся взаимоисключающими понятиями. В этом отразилось новое историческое состояние, когда политическая и частная сферы начали распадаться, а общественные отношения превращаться в обособленную и абстрактную для человека силу. Идея разума в 17 в. неотделима от идеи абсолютистского (см. Абсолютизм) государства, которое в то время, по словам К. Маркса, выступило «... как всеобщий разум...» (см. К. Маркс и Ф. Энгельс, Соч., 2 изд., т. 1, с. 254), «... как цивилизующий центр, как объединяющее начало общества» (там же, т. 10, с. 431), как сила, способная обуздать феодальную анархию и установить в стране спокойствие и порядок.
Принципы рационализма, соответствующие философским идеям Р. Декарта и картезианства, лежат в основе и эстетики К. Они определяют взгляд на художественное произведение как на создание искусственное — сознательно сотворённое, разумно организованное, логически построенное. Выдвинув принцип «подражание природе», классицисты считают непременным условием его строгое соблюдение незыблемых правил, почерпнутых из античной поэтики (Аристотеля, Горация) и искусства, определяющих законы художественной формы, в которой и проявляется разумная творческая воля писателя, превращающая жизненный материал в прекрасное, логически стройное и ясное произведение искусства. Художественное преображение натуры, превращение природы в прекрасную и облагороженную есть одновременно и акт её высшего познания — искусство призвано явить идеальную закономерность мироздания, часто скрытую за внешним хаосом и беспорядком действительности. Поэтому разум, постигающий идеальную закономерность, выступает как начало «высокомерное» по отношению к индивидуальным особенностям и живому разнообразию жизни. Эстетической ценностью для К. обладает лишь родовое, непреходящее, неподвластное времени. В каждом явлении К. стремится найти и запечатлеть его существенные, устойчивые черты (с этим связано обращение к античности как абсолютной надысторической эстетической норме, а также принципы типизации характеров, которые выступают как воплощение каких-либо социальных или духовных сил). Классицистический образ тяготеет к образцу, в котором жизнь остановлена в своём идеально вечном облике, он — особое зеркало, где индивидуальное превращается в родовое, временное в вечное, реальное в идеальное, история в миф, он изображает то, что есть везде и чего нет нигде в реальности; он — торжество разума и порядка над хаосом и текучей эмпирией жизни. Воплощение возвышенных этических идей в адекватных им гармонически прекрасных формах сообщает произведениям, созданным по канонам К., оттенок утопизма, обусловливаемый также и тем, что эстетика К. придаёт огромное значение общественно-воспитательной функции искусства.
Эстетика К. устанавливает строгую иерархию жанров, которые делятся на «высокие» (трагедия, эпопея, ода, а в живописи — исторический, мифологический и религиозный жанры; их сфера — государственная жизнь или религиозная история, их герои — монархи, полководцы, мифологические персонажи, религиозные подвижники) и «низкие» (комедия, сатира, басня, изображающие частную повседневную жизнь людей средних сословий, а в живописи — т. н. «малый жанр» — пейзаж, портрет, натюрморт). Каждый жанр имеет строгие границы и чёткие формальные признаки; не допускается никакого смешения возвышенного и низменного, трагического и комического, героического и обыденного.
К. в литературе. Поэтика К. начинала складываться в эпоху Позднего Возрождения в Италии (в поэтиках Л. Кастельветро, Ю. Ц. Скалигера), но как целостная художественная система К. сформировался лишь во Франции 17 в., в период укрепления и расцвета абсолютизма.
Поэтика французского К. складывается и осознаётся постепенно в борьбе с прециозной литературой и бурлеской, но законченно-системное выражение получает лишь в «Поэтическом искусстве» (1674) Н. Буало, обобщившего художественный опыт французской литературы 17 в.
Зачинателем поэзии и поэтики К. явился Ф. Малерб; проведённая им реформа языка и стиха была закреплена Французской академией, на которую была возложена задача создания общеобязательного языкового и литературного канона. Ведущим жанром К. была трагедия, решающая важнейшие общественные и нравственные проблемы века. Общественные конфликты изображаются в ней отраженными в душах героев, поставленных перед необходимостью выбора между нравственным долгом и личными страстями. В этой коллизии отразилась наметившаяся поляризация общественного и частного бытия человека, определявшая и структуру образа. Родовая, общественная сущность, мыслящее, разумное «я» противостоит непосредственному индивидуальному бытию героя, который, становясь на точку зрения разума, как бы извне обозревает себя, рефлектирует, томится своей расколотостью, ощущает императив стать равным своему идеальному «я». На раннем этапе (у П. Корнеля) этот императив сливается с долгом перед государством, а в дальнейшем (у Ж. Расина), по мере все усиливающегося отчуждения государства, утрачивает политическое содержание и приобретает этический характер. Внутреннее ощущение надвигающегося кризиса абсолютистской системы сказывается в трагедиях Расина и в том, что идеально стройная художественная конструкция находится в противоречии с царящим в них хаосом слепых и стихийных страстей, перед которыми бессильны разум и воля человека.
Во французском К. высокого развития достигли также «низкие» жанры — басня (Ж. Лафонтен), сатира (Буало), комедия (Мольер). Именно в «низких» жанрах, образ которых строится не в идеальной дали исторического или мифологического прошлого, а в зоне непосредственного контакта с современностью, получило развитие реалистическое начало. Это в первую очередь относится к Мольеру, творчество которого вобрало в себя различные идейно-художественные течения и определило во многом дальнейшее развитие литературы. Собственно у Мольера комедия перестала быть «низким» жанром: его лучшие пьесы получили название «высокой комедии», ибо в них, как и в трагедии, решались важнейшие общественные, нравственные и философские проблемы века. В рамках К. развивается и проза, для которой характерны типизация страстей, аналитические характеристики, точность и ясность слога (проза моралистов Ф. Ларошфуко, Б. Паскаля, Ж. Лабрюйера, а также психологический роман М. М. Лафайет).
Вступив в полосу упадка в конце 17 в., К. возрождается в эпоху Просвещения. Новый, просветительский К. сосуществует на протяжении 18 в. с просветительским реализмом, а к концу века становится вновь господствующим художественным течением. Просветители во многом продолжают традиции К. 17 в. Им оказались близкими выраженные в К. позиция человека, сознательно относящегося к миру и к самому себе, способного подчинить общественному и нравственному долгу свои стремления и страсти; пафос цивилизации; рационалистическая концепция художественного творчества. Однако социально-политическая ориентация просветительского К. меняется. В традициях классицизма Вольтер создает трагедии, проникнутые борьбой против религиозного фанатизма, абсолютистского гнета, пафосом свободы. Обращение к античности, как к миру идеальных первообразов, составлявшее суть К., в том числе и просветительского, имело глубокие корни в идеологии Просвещения. Там, где просветители стремились проникнуть за внешнюю эмпирию жизни, выйти за рамки частной жизни, они оказывались, как правило, в мире идеальных абстракций, т. к. во всех своих построениях исходили из изолированного индивида и сущность человека искали не в социальных условиях его бытия, не в истории, а в абстрактно понятой человеческой природе. С просветительским К. тесно связана литература Великой французской революции, которая облекала героические устремления в античные мифы и предания (творчество М. Ж. Шенье и др.) В преданиях античности деятели революции, по словам К. Маркса «нашли идеалы и художественные формы, иллюзии, необходимые им для того, чтобы скрыть от самих себя буржуазно-ограниченное содержание своей борьбы, чтобы удержать свое воодушевление на высоте великой исторической трагедии» (Маркс К. и Энгельс Ф., там же, т. 8, с. 120).