Большая Советская Энциклопедия (ЛИ)
Шрифт:
История школ и направлений в литературоведении. Начатки искусствоведческих и литературоведческих знаний зарождаются в глубокой древности в форме мифологических представлений (таково, например, отражение в мифах античной дифференциации искусств). Суждения об искусстве встречаются в древнейших памятниках — в индийских ведах (10—2 вв. до н. э.), в китайской «Книге преданий» («Шуцзин», 12—5 вв. до н. э.), в древнегреческой «Илиаде» и «Одиссее» (8—7 вв. до н. э.) и др.
В Европе первые концепции искусства и литературы разработаны античными мыслителями. Платон в русле объективного идеализма обосновал собственно эстетические проблемы (в том числе проблему прекрасного), рассмотрел гносеологическую природу и воспитательную функцию искусства, а также дал главные сведения по теории искусства и литературы (прежде всего деление на роды — эпос, лирику и драму). В сочинениях Аристотеля «Об искусстве поэзии», «Риторика» и «Метафизика», при сохранении общеэстетического аспекта подхода к искусству, происходит уже формирование собственно литературоведческих дисциплин — теории литературы, стилистики и особенно поэтики. Его сочинение «Об искусстве поэзии», содержащее первое систематическое изложение основ поэтики, открыло многовековую традицию специальных трактатов по поэтике, которая, однако, приобретала со временем всё более усиливавшийся нормативный характер (такова уже «Наука поэзии» Горация). Одновременно
Глубокие концепции искусства и литературы складываются в древности и в странах Востока. В Китае в русле конфуцианства формируется учение о социальной и воспитательной функции искусства (у Сюнь-цзы, около 298—238 до н. э.), а в русле даосизма — эстетическая теория прекрасного в связи с универсальным творческим началом «дао» (Лао-цзы, 6—5 в. до н. э.). В Индии проблемы художественной структуры разрабатываются в связи с учениями об особом психологическом восприятии искусства — расе («Натьяшастра» Бхараты, около 4 в., и более поздние трактаты) и о скрытом смысле художественных произведений — дхвани(«Дхваньялока» Анандавард ханы, 9 в., и др.), причём преимущественное внимание уделяется стилю, т. е. лингвистической реализации художественных эффектов. В целом развитие Л. в странах Востока отличало то, что в течение многих веков в нём преобладали общетеоретические и общеэстетические методы (наряду с текстологическими и библиографическими работами). Исследования исторического и эволюционного плана возникли лишь в 19—20 вв.
Связующими звеньями между античным и новым Л. были Византия и латинская литература западноевропейских народов. В Византии Л., стимулируемое изучением и собиранием древних памятников, имело преимущественно биобиблиографический и комментаторский уклон; создаются: один из первых европейских энциклопедических сводов литературных произведений. «Мириобиблон» Фотия (9 в.), содержавший пересказы литературных произведений и их критическую оценку, биографический словарь древних авторов Суда (около 10 в.; см. Свида), комментарии к Гомеру, Пиндару и др. авторам (Иоанн Цеца, 12 в., Евстафий Солунский, 12 в.); пишутся риторики (Михаил Пселл, 11 в.). В латинской литературе филологические штудии концентрировались на создании многочисленных компендиумов и пособий по риторике. Вместе с тем в рамках теологии, нередко с ассимиляцией неоплатонизма и аристотелизма, шла разработка собственно философских и гносеологических основ Л. (Августин Блаженный, 4—5 вв., Фома Аквинский, 13 в.).
Эпоха Возрождения стимулировала создание оригинальных поэтик, соответствующих местным и национальным условиям. В связи с этим проблема языка, выйдя за рамки стилистики и риторики, возросла до общетеоретической проблемы утверждения новоевропейских языков в качестве полноправного материала поэзии (трактат Данте «О народной речи», 1304—1307, «Защита и прославление французского языка», 1549, Дю Белле); утверждалось также право Л. обращаться к современным художественным явлениям (лекции Боккаччо о «Божественной комедии» и его же биография «Жизнь Данте Алигьери», написана около 1360); защищалось моральное значение современной литературы (например, в Англии — «Защита поэзии» Ф. Сидни, написана в 1583). Однако, поскольку новое Л. вырастало на основе «открытия античности», проблема оригинальности переживалась Возрождением во всём её драматизме, от попыток приспособить элементы античной поэтики к новой литературе (перенос на эпопею норм аристотелевского учения о драме в «Рассуждении о поэтическом искусстве», 1587, Т. Тассо) до решительного отклонения античных авторитетов («О поэзии», 1586, Ф. Патрици). Восприятие классических жанров как «вечных» канонов совмещалось со свойственным Возрождению ощущением динамизма и незавершённости, и само возникшее в это время трёхчастное деление человеческой истории на античность, средние века и Ренессанс (впервые этот термин — у Дж. Вазари в «Жизнеописаниях», 1550) предвосхищало теорию циклов Дж. Викои учение о стадиях развития духа у романтиков и в диалектических философских системах рубежа 18—19 вв.
С конца 16 в. и особенно в эпоху классицизма усиливается тенденция систематизации законов искусства; вместе с тем явственно обозначается нормативно-утилитарный характер художественной теории. Н. Буало в «Поэтическом искусстве» (1674), вынеся за скобки общие гносеологические и эстетические проблемы, посвятил главные усилия созданию стройной, пронизанной картезианским духом поэтики как системы жанровых, стилистических, речевых норм. Замкнутость и обязательность норм превращали трактат Буало и более или менее родственные ему сочинения («Опыт критической поэтики для немцев» И. К. Готшеда, 1730; «Эпистола о стихотворстве» А. П. Сумарокова, 1748, и др.) почти в литературные кодексы. Рационализм стимулировал также опыты дедуктивного познания искусства и сведения всех его элементов к «одному началу» — например к подражанию («Изящные искусства, сведённые к одному общему принципу», 1746, Ш. Баттё).
Вместе с тем в Л. 17 — 18 вв. намечается сильная тенденция антинормативности в понимании видов и жанров литературы. На примере У. Шекспира смешение жанров обосновывал С. Джонсон («Жизнеописания наиболее выдающихся английских поэтов», 1779—1881); за промежуточный между трагедией и комедией жанр — мещанскую драму выступил Д. Дидро. Наконец, у Э. Юнга («Характеристика оригинальных произведений», 1759), Г. Э. Лессинга («Гамбургская драматургия», 1767—69) эта тенденция приобрела характер решительного выступления против нормативной поэтики в целом, что подготовило эстетические и литературоведческие теории романтиков. На почве просветительства возникают также попытки обосновать развитие литературы местными условиями, в частности средой и климатом (Ж. Дюбо «Критические размышления о поэзии и живописи», 1719, а также Ш. Л. Монтескьё, И. И. Винкельман), что уже предвосхищало позднейшие теории детерминизма. 18 в. — время создания первых историко-литературных курсов: «История итальянской литературы» (1772—82) Дж. Тирабоски, «История английской поэзии» (1774—81) Т. Уортона, а также построенный на историческом рассмотрении родов поэзии «Лицей, или Курс древней и новой литературы» (1799—1805) Ж. Лагарпа. Более трудно хронологически приурочить возникновение литературной критики, формирование которой заняло более столетия — от Ф. Малерба, Буало, Дж. Драйдена (названного С. Джонсоном «отцом английской критики») до Лессинга, Дидро, Ж. Мармонтеля, Н. М. Карамзина (который впервые в России ввёл в журнал обстоятельный отдел критики и библиографии).
На исходе 18 в. наблюдается важнейший сдвиг в европейском литературном сознании, поколебавший устойчивую иерархию художественных ценностей. Включение в научный кругозор средневековых европейских, а также восточных литератур, памятников фольклора поставило под сомнение категорию образца, будь то античное искусство или Возрождение. В сильной степени развивается ощущение самоценности и несоизмеримости художественных критериев разных эпох, полнее всего выраженное И. Г. Гердером(«Шекспир», 1773; «Идеи к философии истории человечества», 1784—91, и др.). Входит в свои права категория особенного в Л. — самоценной литературы данного народа или данного периода, несущих в себе свой собственный масштаб совершенства. Изучая вслед за И. Гаманомвосточные источники древнегреческой литературы, обосновывая подход к Библии как к художественному произведению определенной эпохи, Гердер создавал предпосылки сравнительно-исторического метода. У романтиков ощущение различия критериев вылилось в концепцию различных культурных эпох, выражающих дух народа и времени. Продолжая классификацию форм искусств, предложенную И. Ф. Шиллером («О наивной и сентиментальной поэзии», 1795), они обосновывали противоположность классической (античной) и новой (возникшей с христианством) художественных форм. Говоря о невозможности восстановить классическую форму, романтики подчёркивали вечную изменчивость и обновляемость искусства (Ф. Шлегель во «Фрагментах», 1798; в применении к истории литературы — А. Шлегель в берлинском курсе лекций о литературе и искусстве, 1801—03, и «Лекциях о драматическом искусстве и литературе», 1809—11). Однако обосновывая современное искусство как романтическое, пронизанное христианской символикой духовного и бесконечного, романтики незаметно, вопреки диалектическому духу их учения, восстанавливали категорию образца (в историческом аспекте — искусство средневековья, в региональном — восточное искусство). С другой стороны, в собственно философских идеалистических системах, венцом которых была философия Гегеля, идея развития искусства воплощалась в феноменологию художественных форм с диалектической необходимостью сменяющих друг друга (у Гегеля — это символические, классические и романтические формы); философски обосновывалась природа эстетического и его отличие от нравственного и познавательного (И. Кант); философски постигалась неисчерпаемая — «символическая» — природа художественного образа (Ф. Шеллинг). У Гегеля существенным было также противополагаемое интуитивистским тенденциям (в частности, у романтиков) право опосредствованного (дискурсивно-научного) знания адекватно судить о художественных явлениях, поскольку «...нет в искусстве такого беспорядочного произвола, вследствие которого оно не поддавалось бы философскому освещению» («Эстетика», т. 1, М., 1968, с. 19). Философский период Л. — это время масштабных систем, задуманных как универсальное знание об искусстве (и, конечно, шире — о всём бытии) и «подминающих» под себя и историю литературы, и поэтику, и стилистику и т. д. Ведущим моментом спекулятивной конструкции было понимание теории как знания законов развития конкретного, вследствие чего исторический аспект Л. часто совпадал с теоретическим (это точно отмечено в отзыве Н. Станкевича о Гегеле: «...история искусства, рассматриваемая разумно, есть вместе и его теория» («Стихотворения. Трагедия. Проза», М., 1890, с. 179).
В России в 20—30-е гг. 19 в., испытывая влияние немецких философских систем и отталкиваясь от них, сложилось течение «философской критики» (Д. В. Веневитинов, Н. И. Надеждин, отчасти В. Г. Белинский и др.). Оно также обосновывало специфическую природу искусства и движение его форм, но при этом, отвечая на живые запросы русской литературы, особое внимание уделяло разработке новейшей, реально и формы. Выйдя из периода философской эстетики, Белинский в 40-е гг. оригинальным образом увязал её идеи с концепциями гражданского служения искусства и историзмом («социальностью»). Цикл статей Белинского о А. С. Пушкине (1843—1846) по существу явился первым курсом истории новой русской литературы. Объяснение явлений прошлого было связано у Белинского с разработкой теоретических проблем реализма в искусстве. В это время в России, в отличие от западноевропейских стран, несмотря на наметившуюся уже дифференциацию дисциплин, основной формой Л., разрабатывавшей наиболее богатое содержание и синтетично совмещавшей в себе др. отрасли, являлась именно философская критика (отмечено позднее Н. Г. Чернышевским: «...люди, особенно занимавшиеся эстетическою критикою, очень много... сделали и для истории литературы» — Полн. собр. соч., т. 2, 1949, с. 264).
В 1-й четверти 19 в. в европейских странах расширяется область литературоведческих исследований: возникает новая волна историко-литературных курсов (Ф. Бутервек — Германия, Л. С. Сисмонди — Швейцария, А. Вильмен — Франция, и др.), развиваются дисциплины, комплексно изучающие культуру данной этнической группы (например, славяноведение — И. Добровский, Я. Коллар, П. Шафарик и др.). Рост историко-литературных интересов повсеместно сопровождался переключением внимания с великих художников на всю массу художественных фактов и с мирового литературного процесса на свою национальную литературу (например, «История поэтической национальной литературы немцев», 1835—42, Г. Г. Гервинуса). В русском Л. параллельно с этим утверждалась в правах древняя русская литература (по мнению философской критики, не приобщившаяся ещё к общеевропейской линии развития и потому не включаемая в эстетическую систему). Усиливающимся интересом к допетровской литературе отмечены «История древней русской словесности» (1839) М. А. Максимовича, «Опыт истории русской литературы» (1845) А. В. Никитенко и особенно «История русской словесности, преимущественно древней» (1846) С. П. Шевырёва.
Складываются общеевропейские методологические школы, среди которых одной из первых была мифологическая школа (её философская основа — труды по эстетике Ф. Шеллинга и бр. А. и Ф. Шлегелей). Пробужденный романтизмом интерес к мифологии и фольклорной символике (Ф. Крейцер, «Символика и мифология древних народов, особенно греков», 1810—12) был углублён немецкими мифологами до осознания единой арийской прамифологии («Немецкая мифология», 1835, Я. Гримма). Актуализировалось исследование общности первобытного мышления, запечатленной в языке и преданиях. В России мифолог Ф. И. Буслаев, не ограничиваясь исследованием мифологической основы, прослеживал её историческую судьбу, в том числе взаимодействие народной поэзии с письменными памятниками. Впоследствии «младшие мифологи» (М. Мюллер — Англия, В. Шварц — Германия; в России — А. Н. Афанасьев) поставили вопрос о первоистоках мифа.