Большая стрелка
Шрифт:
— Ну что, братки, смажем успех? — спросил майор Ломов по кличке Лом, потерев руки.
— Кому за бутылкой идти? — деловито осведомился старлей Николай Балабин, прозванный Николя за аристократическую внешность и изредка просыпающиеся аристократические манеры.
— А чего идти? — Влад полез в шкаф, где плотно на вешалках висела его милицейская форма — зимняя и летняя, — на случай строевых смотров или других служебных бедствий. Он покопался за свертками и вещмешками и выудил бутылку.
Закуску наспех приготовили,
— Здорово ты Бобрика, — хмыкнул Балабин. — Как щенка нашкодившего.
— В первый раз видишь Бронепоезда на боевых рельсах? — усмехнулся Ломов.
— В первый.
— Это зрелище, достойное кинематографа.
— Я Бобрика допрашивал, — сказал Балабин. — Он все не мог прийти в себя. Я ему воды дал. У него зубы о стекло стучат. Говорит: «Ничего, адвокаты через недельку меня вытянут из тюрьмы, я этому жирному брюхо вскрою».
— Это кому вскроет? — осведомился Влад.
— Тебе.
— Так, — Влад встал. — Его еще в камеру не отправили?
— Следователь протокол оформляет, — сказал Балабанов.
— Значит, кишки выпустит, — Влад шагнул было к двери, но Балабин его остановил.
— Не суетись. Ему уже СОБР объяснил после этого, и кто он есть, и когда на свободу выйдет. И выйдет ли на своих ногах.
— И что этот отморозок?
— Прощения просил.
— Ну тогда наливай по второй, — Влад уселся за стол. Снова полилась в черные от чая кружки и стаканы прозрачная водка.
— Ну, чтоб враг был повержен, — Влад поднял стакан. Водка пошла хорошо. День у Влада выдался приятственный. Оперуполномоченный по особо важным делам развеялся. Дело реализовал. Можно подзабыть о неприятностях последних дней… Да вот только как о них забудешь. Влад разлил остатки водки по стаканам.
— Ну, — он поднял стакан, — за наше боевое братство. Звон стекла о стекло. А потом — переливчатый звонок японского телефона.
Звонил начальник отдела Казанчев.
— Влад, вы там чего делаете?
— Рапорта отписываем.
— Мне из горпрокуратуры звонили. Тебя хотят видеть.
— По любителю детей?
— По нему.
— Когда они угомонятся?
— Следак звонил, говорит, что ненадолго. Смотайся к нему в горпрокуратуру. Кабинет знаешь…
— Да, знаю. Я там уже наизусть все кабинеты знаю…
— Двигай.
— Наш Бронепоезд уже в пути, — хмыкнул Влад, кладя трубку.
— Чего? — спросил Ломов.
— В прокуратуру тягают.
— Вот недоноски, — возмутился Балабин. — Ведь все знают, как дело было и кто за этим стоит.
— Поэтому-то и жилы рвут, что знают, кто за этим стоит, — улыбнулся Влад, но как-то невесело.
Доза спиртного для его стопятнадцатикилограммового веса была несущественна. Поэтому он без лишних сомнений устроился за баранкой своего старенького зеленого «жигуля» пятой модели.
Через несколько минут он заходил в кабинет следователя Мокроусова. Политик был уже у него. Еще перед кабинетом Влад услышал обрывок захватывающего разговора — знакомые ему голоса обсуждали, как побыстрее получить какой-то долгосрочный льготный кредит. В кредитах Политик был дока.
— Тут проблем у вас не будет, — заверял он. — Я хорошо знаю председателя правления «Бизнессервиса». Такие кредиты выдаются, естественно, людям с хорошими рекомендациями.
— Да, есть о чем подумать, — отвечал Мокроусов. Тут Влад хлопнул ладонью о дверь и зашел в кабинет.
— Уже заждались, — приторно улыбнулся Мокроусов. Он все время улыбался, как идиот, и поэтому больше походил на менеджера американской фирмы «Собачья радость», чем на следака городской прокуратуры.
Влад устроился на стуле в тесном кабинете и хмуро уставился на пухленького, гладкого Политика, который заерзал на стуле под его тяжелым взглядом и стал как бы меньше ростом.
— Что на этот раз? — осведомился недружелюбно рубоповец.
— Так, — улыбка немножко поблекла на лице следователя. — Поскольку в деле между вашими показаниями имеются существенные противоречия, я вынужден провести очную ставку.
— Валяй, — махнул рукой Влад.
Мокроусов поморщился, хотел что-то строгое сказать, но передумал и принялся разъяснять участникам очной ставки , их процессуальные права и обязанности.
— Итак, что вы можете показать об обстоятельствах вашего обыска и задержания, — наконец спросил он у Политика.
— То, что это была заказная политическая провокация, — изрек Политик, приободряясь, как всегда, когда начинал работать языком.
— Поконкретнее, пожалуйста, — потребовал следователь.
— Девятнадцатого марта этого года около девяти вечера ко мне заявился вот этот господин в сопровождении еще нескольких его коллег по работе. Те клеветнические обвинения, которые они мне предъявили, были просто чудовищны. Изнасилование малолетних, педофилия. Мне кажется, молодые люди слишком часто смотрели передачу «Про это»…
Влад сжал кулак. Спокойствие, только спокойствие, как говаривал старина Карлсон.
Политик бросил вороватый, немножко испуганный взгляд на рубоповца, запнулся лишь на секунду и продолжил заливаться соловьем.
Набор обвинений с его стороны не претерпел изменений: милиция вломилась в его дом — его крепость — без каких-либо оснований. Опозорили. Избили, вынуждая писать чистосердечные признания о том, чего в помине не было. Выбили какие-то самооговоры, которые ничего не имеют общего с действительностью. И так далее…
— И потом, господин следователь, я не такой богатый человек, чтобы разбрасываться такими деньгами, — заявил Политик, барабаня себя пальцами по коленке.
Вот тут и подошли к самому главному, из-за чего и был весь сыр-бор.