Большая Засада
Шрифт:
Фадул задумался, в следующий свой приезд в Ильеус он даст ответ. Впрочем, прежде всего он поблагодарил за оказанные честь и доверие.
На следующее утро, направляясь к станции, чтобы сесть на поезд, Фадул Абдала, случайно или намеренно, пошел неожиданным маршрутом, который привел его к подножию склона холма Конкишта. А на вершине Конкишты находился колледж Богоматери Милосердия сестер-урсулинок. Там готовили учительниц начальной школы, снабжая званием и дипломом всех девушек из богатых семей Ильеуса и всего региона какао, которые учились там в интернате или просто посещали занятия. Утром и вечером приходящие ученицы поднимались и спускались по склону с присущими юности шумом и
Увидев его с чемоданом — сразу видно, что бродячий торговец, — приподнимавшего рукой шляпу в знак приветствия, Аруза вскрикнула — от радости или от отчаяния — и указала на него своей товарке, коей была не кто иная, как Белинья, ее соседка и наперсница. Они как раз о нем говорили. Фадул продолжил свой путь к станции, а в глазах его стояла девушка в бело-голубой форме.
В час отдыха в любимом уголке под манговыми деревьями Аруза разрыдалась. Белинья не знала, чем помочь подруге, зато Аута Роза, которая училась в интернате урсулинок, решительная и хитроумная второкурсница, моментально предложила решение проблемы. Оно было способно избавить бедную влюбленную от необходимости выходить замуж за жениха, которого выбрал отец. Белинья видела его у подножия склона и подтверждала: огромный простолюдин, плохо одетый, невежественный — полная противоположность нежному бакалавру, по которому вздыхала Аруза и который вздыхал по ней.
Нужно срочно совершить этот трудный, радикальный, хотя и приятный шаг — только Аута Роза могла предлагать это с такой откровенностью. Решение требовало готовности и храбрости — это был вызов семье и обществу. Аута Роза, по мнению матушки Аны де Жезуш, конфисковавшей у ученицы тайную переписку, была демоном в образе человека. Сидя за семью замками, за высокой оградой пансиона, она не только умудрилась наладить переписку с возлюбленным — писакой-вещуном Жозе Жулиу Калазаншем, — но даже тайком встречалась с ним, это точно. Если этого не было, то как же мог редактор и издатель «Газеты грапиуна» в письмах, которые он писал ей и передавал через Белинью, в таких точных, страстных и бесстыдных выражениях описывать подробности анатомического строения студентки педагогического пансиона, обычно тщательно скрываемые под бело-голубой формой? Прочитав страстные послания, матушка Ана де Жезуш согрешила вдвойне: во-первых, потому что прочла их, а во-вторых, потому что вернула письма в тайник под матрасом, не доводя случившееся до сведения матери-настоятельницы. У нее была слабость к этой ученице: девица легкомысленная и бесшабашная, но сердце у нее золотое. Матушка Ана де Жезуш, перед тем как надеть монашескую сутану, тоже была девушкой и влюблялась.
Хитрая и убедительная, Аута Роза командовала Арузой, и та завороженно слушала ее дьявольские советы.
Сколько раз в одиночестве Большой Засады Фадул лишал девственности Арузу Скаф! Мягко или жестко, терпеливо или страстно, во сне и во время бессонницы.
Один в постели или покрывая местную проститутку, Фадул ненасытно обладал ею. Это продолжалось около двух месяцев с момента его приезда из Ильеуса. Все это время он мучился воспоминаниями о студентке педагогического пансиона — она стояла у него в глазах, царила в груди и между ног. С наваждением покончила лишь новость, которую привез полковник Робуштиану де Араужу. Бывали ночи, когда Фадул обладал Арузой и лишал ее девственности три или четыре раза подряд.
Боясь напугать или обидеть девушку, Фадул старался поначалу быть деликатным и благоразумным. Он освобождал ее от бело-голубой формы. Робкие ласки, поцелуи украдкой в плечи и в затылок, осторожные прикосновения, попытки обнаружить скрытые сокровища — божественное наслаждение. Понемногу девица раскрывалась, стыдливость превращалась в желание, Аруза покорялась действиям Фадула и позволяла себя раздеть.
Обнаженное
Менялись позы — они попробовали все, — время, место и ритм соития, щелка Арузы никогда не была одной и той же. Но в решающий момент Фадул слышал крик, такой же неизбежный, как и кровь, — крик и кровь Сироки. На одно мгновение, короткое, но жестокое, Аруза становилась маленькой Сирокой, беззащитной в зарослях какао перед силой и хитростью бродячего торговца.
Он вновь и вновь овладевал ее девственностью, обрывал лепестки желанного цветка невинности. Цветок Арузы никогда не был одинаковым, но всегда оставался прекрасным, узким и теплым. Вкус менялся в зависимости от каприза Фадула. Он был то густо заросшим, то почти голым, покрытым легким пушком. Пышная роза раскрывалась, предлагая себя. Пряталась в сомкнутых бедрах будто стыдливый бутон. Росток то высокомерно вздымался, то пугливо прятался.
Щелка Бернарды, Далилы, маленькой Котиньи, огромной Мариэты пятнадцать арроб, дырка Короки и многие, многие другие, чистые и нетронутые. Здесь была и девственная дырочка Зезиньи ду Бутиа — пропасть. Только крик не менялся, это был все тот же жалобный и скорбный вопль девчонки Сироки.
От наслаждения в таких количествах у Фадула Абдалы появились темные круги под глазами. Случалось, что он начинал раздевать девственницу, прижимал ее к груди во сне и овладевал ею, уже проснувшись, с открытыми глазами. В Большой Засаде за эти два месяца девственная дырочка Арузы Скаф не раз сливалась с огромной и грубой рукой Большого Турка.
Не всегда сны несли с собой наслаждение девственностью. Три персонажа мешали бурному соитию, которому араб предавался ночи напролет, развратный и прожорливый, ненасытный бабник.
Как известно, Аруза, когда он проникал в нее, издавала крик Сироки, и по его пальцам текла кровь кафузы. Это случилось в самом начале его карьеры бродячего торговца: чтобы Сирока согласилась, он не жалел подарков, обещал звезду с неба, и все равно ноги ей приходилось раздвигать руками. Это дела прошлые. Он знал, что Сирока стала проституткой и умерла в Макуку при попытке сделать аборт. Всякое бывает.
Иногда ночью, когда Фадул собирался лишить невесту девственности, Зезинья ду Бутиа, бесстыдная и наглая, появлялась в постели незваной гостьей. «Думаешь, тебе удастся заполучить честь девственницы, целехонькую щелочку, глупый, невежественный турок, тупица?» Она показывала пальцем, и он видел открытую дыру, пробоину: здесь уже побывал, без сомнения, востроносый бакалавр без гроша в кармане, насвистывавший «Турецкий марш». Вместо незапятнанной девственности — пара рогов.
Зачем это Жамил Скаф предлагал ему так запросто руку единственной дочери, филиал «Префериды» в Ильеусе, партнерство в мебельном бизнесе, легкое и быстрое состояние? Должна быть серьезная причина, и какова же она? Зезинья ду Бутиа смеялась ему в лицо: «Ты прикроешь своим огромным телом и своей жадностью стыдобу дочери земляка, турок тупоголовый, глупый и продажный. Ты на все ради денег способен, или, думаешь, я не знаю?»
Однажды, безуспешно пытаясь выгнать на заре Зезинью ду Бутиа, он проснулся как раз вовремя, чтобы заметить в рассеянном утреннем свете зеленую змею, прекрасную и смертоносную, скользившую между ножками кровати. Убив ее, он озадачился и подумал — может, Зезинья ду Бутиа пришла, чтобы спасти ему жизнь? Только ли жизнь? Или чтобы помешать ему попасть в западню, обзавестись рогами и возглавить процессию святого Корнелия, покровителя таких же рогоносцев? Слишком поздно, чтобы раскаяться и отступить.