Большие дела
Шрифт:
— В больнице, всхлипывает она. Звоню из автомата.
— Что врачи говорят?
— Ждите, и всё. Ничего больше не говоря-я-я-т.
— Понятно. Ну, жди сиди. Не плачь, подлатают Мишку твоего, будет как новенький, там ведь самые лучшие спецы. Лид, не плачь, поняла? Я подъеду скоро.
Блин, я конечно понимаю, что произошло то, о чём только что говорил Абрам, но никак не могу отделаться от мысли, что это ответ лично мне… За бешенство и необузданный гнев, за эту сволочь Арсения.
— Мамука Георгиевич, — говорю
Он молча смотрит и, кажется, уже обо всём догадывается.
— Бакса отметелили.
Я передаю то, что только что услышал от Лиды. Он кусает нижнюю губу и ничего не отвечает.
— Поеду, — говорю я, — в Склиф сгоняю, узнаю, что к чему. Может, смогу с ним поговорить.
— Давай, — кивает он. — Только смотри, пацанов возьми. И… машину мою… Только быстро, туда и обратно, понял?
— Если будет небыстро я машину отпущу. Спасибо Мамука Георгиевич.
Я поворачиваюсь, чтобы идти и делаю уже пару шагов, но Мамука меня окликает:
— Егор…
Я останавливаюсь. Он озирается по сторонам и, подойдя ко мне, понижает голос:
— Слушай, а это не ты его?
Я сначала даже не понимаю, о чём идёт речь, но потом до меня доходит. Он видел меня с окровавленной рукой. Так себе совпадение. Ход мысли понятен, короче. Я хмурюсь и исподлобья смотрю ему прямо в глаза.
— Ладно, езжай, должен же я был спросить, да? — отступает он, приподнимая руки.
Я иду вместе с Игорем и Пашей. Мы выходим из гостиницы с соблюдением мер предосторожности, но засады здесь не оказывается. На самом деле, это было бы чрезвычайно дерзко, ведь мы находимся в самом центре, рядом с Кремлём. Правда, разок меня уже Ашотовские джигиты в машину заталкивали…
А вот у Склифа нас могут ждать сюрпризы. Не исключаю, что на Мишу они напали специально, чтобы выманить меня или Абрама. Хотя, Абрама вряд ли. Не думаю, что они рассчитывали, будто он поедет навещать управляющего казино. А вот меня могут поджидать… А оружия нет. Да, ситуация не очень хорошая, прямо скажем…
Мы подъезжаем прямо туда, где разгружают скорые. Заходим с ребятами в холл и озираемся.
— Егор!
К нам подбегает заплаканная Лида.
— Ну что? — спрашиваю я. — Сказали что-нибудь?
Она мотает головой и, расплакавшись прижимается ко мне и кладёт голову на грудь. Я обнимаю её и глажу по спине.
— Удлер Моисей! — громко объявляет медсестра.
— Лида, нас, пошли, — похлопываю я её.
Мы подходим к сестричке. Она с подозрением осматривает нас и спрашивает:
— Вы кем приходитесь пациенту?
— Я? — теряется Лида. — Я?
— Невеста, — твёрдо говорю я. — Можете нам что-нибудь сообщить?
— А вы кто? Информация предоставляется только родственникам.
— Брат, — отвечаю я. — Двоюродный.
— А прямых родственников нет?
— Невеста, куда ещё прямее? — качаю я головой.
— Ладно, пройдите. Сейчас выйдет врач и сообщит, какое состояние пациента.
Медсестра провожает нас к ординаторской и убегает, а мы остаёмся стоять в коридоре. Время идёт, а к нам никто не выходит. Минут через пятнадцать я тихонько стучу и заглядываю внутрь.
— Простите, пожалуйста, по Удлеру может кто-то прояснить ситуацию?
— Да, — встаёт из-за стола строгая белокурая докторица. — Где вы ходите? Полчаса вас жду.
Она выходит в коридор.
— Вы кто?
— Вот, это невеста, а я брат.
— Хорошо. Значит так. Сотрясение головного мозга, перелом двух рёбер, ушибы внутренних органов. Состояние средней тяжести, угрозы для жизни нет. Через месяц-полтора будет здоров. Когда свадьба у вас?
— Через три недели, — быстро отвечаю я, пока Лида пытается сообразить, что к чему. — А нам можно к нему?
Врачиха снова строго нас осматривает и соглашается пустить Лиду:
— Только невесту, вы, брат, в коридоре подождёте.
Она провожает нас к палате и разрешает Лиде войти. Когда врачиха уходит, я тоже захожу. Блин, морда синяя, губы запёкшиеся, в глазах вся скорбь древнего народа.
— Мишка, ну ты как, живой?
Я осматриваюсь. В палате ещё пять человек. Кто спит, кто бредит, кто медитирует.
— Есть маленько, — улыбается он. — Голова только кружится и тошнит.
— Миш, терпи, дорогой. Здесь самая лучшая медицинская помощь, ты под присмотром, докторица сказала, что всё хорошо будет, подождать только надо. Слушай, меня сейчас выпрут, когда узнают, что я не твой брат. Давай, рассказывай. Тихонько только, чтобы соседей не беспокоить.
Мы с Лидой склоняемся над ним, чтобы нас никто не услышал.
— Да особо и рассказывать нечего, — говорит он. — Ждали меня у подъезда. Хорошо ещё, я один вышел, без Лидки. Представь, что бы было. Я вышел и пошёл через двор. Они подскочили и без разговоров начали метелить. Матерились, как сапожники. Кранты, говорят, тебе Бакс. То есть, понимаешь, да? Ждали конкретно меня. Ты, говорят, больше катать не сможешь, катала. Ну и всё такое. Инвалидом, говорят, сделаем. Если в казино своё ещё раз зайдёшь, ты покойник, а бабу… ну и всякие гадости.
Он переводит взгляд на Лиду и прикусывает язык.
— А менты приходили уже? — спрашиваю я.
— Нет ещё, — становится он тревожным. — Что им говорить, кстати?
— Скажи, деньги хотели отобрать. У тебя пять рублей было и шёл ты в магаз. Ты не хотел отдавать, а они были с похмелья, вот и разозлились. Наверное.
— Так у меня и была пятёрка на кармане.
— Тем более, не соврёшь значит. Ты в институт поступил, кстати? Прописку в общаге сделал?
— Да, давно уже.
— Ну и всё. Не волнуйся, лечись спокойно, за Лиду не бойся. Мы её побережём. Всё хорошо будет.