Большие пожары
Шрифт:
Наконец, он уткнулся в глухую стену порохового склада на окраине города. Слепое предчувствие заставило его отбежать в сторону, к забору. В то же мгновение гигантский столб огня встал над мгновенно озарившимся зданием, черные клубы дыма ринулись в разные стороны, мощное дыхание подхватило Варвия. Как футбольный мяч, подхваченный сильным ударом, он взлетел на воздух и, перелетев через забор, упал на землю. Он очнулся через несколько минут и вскочил на ноги, бледный, как полотно, с горящими глазами. Весь мир вокруг него пылал,
— Я вспомнил, я вспомнил все, наконец! — крикнул он хрипло.
С лицом, принявшим внезапно осмысленное и живое выражение, он бросился бежать по направлению к горящему зданию. Только теперь, уткнувшись в забор, через который был переброшен силой взрыва, Варвий увидел, что находится в каком-то заброшенном огороде — полусгнившие кочны капусты попадались на каждом шагу, земля была рыхлая и влажная.
Дырявое, ветхое зданьице стояло на противоположном конце огорода, ветхая лестница вела на мезонин, и Варвию причудилось, что он видит на этой лестнице смутные очертания человеческой фигуры.
Тяжело дыша, с трудом удерживая непонятное желание кричать, прыгать, петь — как-то отпраздновать возвращение времени, пространства, сознания — Варвий обежал зданьице кругом и хотел было уже приблизиться к лестнице, когда чья-то рука осторожно коснулась его, и знакомый голос произнес изумленным шепотом:
— Варвий? Как ты сюда попал, дружище? Ш-ш ш… говори тише, не то нас обоих в два счета прихлопнут…
Худой человек, в кепке и коричневом, клетчатом пальто…
Берлога, несомненно Берлога, не кто иной, как Берлога, старый друг и самоотверженнейший репортер «Красного Златогорья» — стоял перед ним.
— Берлога! — едва мог он выговорить.
— Ты очень кстати, — сказал репортер, внимательно вглядываясь в лицо Мигунова, — история, брат, запуталась и затянулась с того времени, как мы с тобой искали дело в архивах суда. Еще домов двадцать пять сгорело. Никто ни черта понять не может.
Он промолчал и прибавил нерешительно:
— Кроме меня, пожалуй. Я кое о чем начинаю догадываться.
Варвий, неожиданно для себя самого, весело подмигнул ему.
— И кроме меня, дружище, — прошептал он, — я тоже кое о чем догадался.
Берлога собрался было что-то спросить, как вдруг какой-то шорох, шум, шуршание послышалось над ними. Варвий невольно поднял голову — он увидел тень.
— Опять! — пробормотал Берлога.
— Что опять?
— Как что?! Это Струк, — с досадой сказал Берлога, — ты его не знаешь…
Он не окончил фразы; тень, ожившая и превратившаяся в бритого старика с рыхлым животом и большим носом, спускалась по лестнице.
Не успел Варвий разобраться в непонятных словах, как Берлога пригнул его к земле и сам присел на корточки.
Старик, кряхтя, спускался с лестницы. Он спустился на землю и, ворча что-то, пошел напрямик через развороченные грядки огорода.
Берлога и Мигунов переждали несколько секунд и, едва он свернул за угол здания, крадучись пошли вслед за ним.
Когда они прошли вслед за стариком в узкую дыру, замаскированную чахлыми кустиками сирени, которая росла тут и там вдоль забора, старик заворачивал уже за угол. Он, казалось, заметил преследователей и старался скорее исчезнуть.
— Ну, надо бежать, — скомандовал Берлога.
Никогда еще за всю свою жизнь Варвий Мигунов, архивариус Златогорского суда, не бежал с такой радостной быстротой, как в это утро. Веселый сухой песок, как акробат, взлетал под его ногами, Берлога сразу остался позади, — и все-таки старик убегал. Как неуклюжая птица, еще не научившаяся летать, он тяжко подпрыгивал, мотался — и все-таки убегал от него, Варвия Мигунова, с какой-то неестественной невероятной быстротой.
И только когда перед глазами замелькала затейливая ограда Струковского особняка, старик замедлил шаги, пытаясь на ходу достать что-то из кармана.
В это мгновение маленький широкоплечий обезьяноподобный человек, — как позднее узнал Мигунов, это был кузнец, дядя Клим, по фамилии Величко, — откуда-то бросился под ноги старику.
Старик упал, что-то в нем глухо звякнуло о камни, и минуту спустя Мигунов и Берлога уже держали старика за руки, а дядя Клим, ворча и ругаясь, собирал какие-то стеклышки и гайки.
— Гражданин Струк, вы арестованы, — твердо сказал Берлога.
Ни Мишин, ни Корт еще не вернулись с пожара пороховых складов. Один Куковеров, насилу оправившийся от обморока, сидел за столом, в кабинете начальника ЗУР'а.
Он был поражен, увидев Струка стоящим между Мигуновым и Берлогой — в разорванном пиджаке, со связанными на спине руками.
— Развяжите руки, — коротко приказал он.
Дядя Клим, ворча, что «как такого преступника словили, его нужно не то, что развязать, а прямо нужно поперек пупа скрутить канатом» — сдернул, однако ж, веревку и освободил Струка.
Старик пошевелил в воздухе пальцами, потер руки и хмуро уселся.
Спустя четверть часа Куковеров остался с ним наедине.
— Ну что, мистер Струк, — спросил он весело, — так, значит, вы из мещан города Белостока, Гродненской губернии, а? Так вы получили в концессию пуговичную фабрику? Так состояние свое вы нажили на военных поставках в Америке?
Струк уныло посмотрел на него и грустно повел носом.
— Мне ничего не удается за последние пять — десять лет, — печально объяснил он, — за что я ни берусь, все летит вверх тормашками, и, кажется, скоро я пойду чистить ботинки уличным шелопаям. О чем вы хотите спросить меня? Говорите прямо.