Большое сочинение про бабушку
Шрифт:
Приходила душа… по очапу. Очап (качулька) — длинный берёзовый шест. Одним концом он упирается в стену, другим проходит через железное кольцо в матице. К очапу и подвешивают колыбельку. Если в семье хотели иметь много детей, отец шёл в самую чащу леса, срубал там дерево, да так, чтоб на землю не упало: коснётся дерево земли — ребёнку недолго жить. Затем смотрели на сучки: сколько сучков — столько и деток народится. Сострогав все сучки, очап делали гладким, — по этой ровной дороге дети в дом и поползут. А если кору не снимать и сучки оставить, кто же решится по нему карабкаться? Такой очап готовился для последнего в семье ребёнка.
Тихон не потел
Мне даже на улице становится тяжело дышать. Я не могу представить, что с ним происходило всё это время. Где блуждала его душа, кто держал её в сетях — не пуская ни на небо, ни на землю. Он всё понимал, всё делал и был подарком для измученных капризами воспитателей: молчит, не плачет, не потеет. Тётушка, явившаяся в детский дом с благотворительной помощью, привела Тихона к нам.
— Я как аист, принесла тебе дитя, — она была совершенно уверена, что именно это мне и нужно, чтобы не сойти с ума от навязчивой идеи завести ребёнка. Изумлённая, я укачивала Тихона, посадив на колени. Все колыбельная песни вылетели из головы — то, что я напевала, больше было похоже на причитание. И, уснув, мальчик заплакал.
Мне захотелось войти в избу и погладить по голове вымахавшего выше всей нашей родни парня, укрыть своей курткой, как закрывали в давние времена колыбельку пологом из материнской юбки. От света и мук, от невидимых лихоманок.
Можно долго спорить, способны ли вещи сохранять энергетику своего хозяина, но считалось правильным принимать новорождённого в отцовскую рубаху, а прятать под материнской юбкой, потому что они хранят главный признак живого человека — запах.
В сказках Баба-Яга узнавала гостей по русскому духу, да ещё и недовольно фукала при этом. Это вовсе не означало, что к ней не зайдёт украинец или немец. Это означало, что пришёл ЖИВОЙ. А запах живого, думали наши предки, так же противен мёртвым, как живому запах мертвечины.
Мы избавились от всех вещей, с которыми забрали Тихона. Они подходили ему по размеру, были добротными и чистыми — но мёртвыми. Я их боялась.
Стараясь не скрипеть досками, я на цыпочках двинулась внутрь дома и, открыв дверь, чуть не вскрикнула: за столом сидел кто-то лохматый и держал в руках отрезанную голову с кудрявыми волосами.
— Ты что не спишь? — прошептала тётушка, повернувшись к двери.
Я бросила взгляд на диван: Тихон лежал в спальнике, и голова у него была на месте.
— А ты что делаешь? — зашептала я в ответ и протянула руку, чтобы ощупать то, что при свете луны показалось мне головой. Это был клок шерсти.
— Куклу хотела сделать, — ответила тётушка. — Всё равно не спится.
Я тихонько села рядом. Я могла не верить и домовых, потому что никогда их не видела, но в силу тётушкиных кукол я не верить не могла. Первой, которую она принесла в наш дом, была беременная грудастая баба. Через восемь месяцев родилась Прасковья. Ещё до родов тётушка посадила меня мастерить семь кукол для колыбели. И хотя мне никак не удавалось запомнить молитву, которую произносят при этом, пеленашек при свечах я делала с большим удовольствием. Надо было взять ткань, шесть раз скрутить её в трубочку и раскрутить. На седьмой раз, держа трубочку левой рукой, правой пеленать куклу, заматывать ниткой, наговаривая пожелания будущему ребёнку. Куклы лежали в кроватке. Тихон бережно перекладывал их, но не забирал и не разворачивал.
Потом
Переезжая, мы потеряли всех кукол. Они хранились в коробке на антресолях, вместе с крошечными носочками, первым чепчиком. Мы про неё сначала забыли, а потом не нашли.
— Знаешь ли ты, — поглядывая на спокойно дышавшего Тихона, зашептала мне тётушка, — что ребёнка можно подменить?
— Этого уже не подменят, — улыбнулась я.
— Так поступала нечистая сила: проберётся в избу, заберёт человеческого детёныша, а в колыбель подбросит своего уродца. Иногда это замечали только когда ребёнок начинал вести себя необычно: слишком много ест, отстаёт в развитии, или у него обнаруживается скверный характер и физические отклонения. Предотвратить подмену можно было с помощью острых предметов, которых боялась нечисть: положенных под колыбель ножа или ножниц.
— Пора подарить парню хороший нож, — решила я. У Тихона скоро день рождения, и это может стать хорошим подарком.
— Ты хоть знаешь, как называется эта деревня? — Если бы в грязное окно проникало немного больше лунного света, я, может быть, различила бы новую морщинку, появившуюся в этот момент на лбу тётушки. — Чертовка она называется. И дом этот Тихон не зря выбрал. Тут он на свет появился, тут деду мать его подбросила. А потом приезжала, пыталась сына душить, чтобы дед выбирал: внук или пенсия.
Мне не надо было спрашивать, откуда тётушке известно всё это: перед усыновлением она разузнала о Тихоне всё. Я медленно начала сползать со стула на пол. Сердце сжалось с такой силой, что казалось, ещё немного — и превратится в чёрную дыру.
— Деда! Она опять пришла! — неожиданно закричал Тихон.
— Ну, пусть заходит, раз пришла, — поднимаясь, спокойно сказала тётушка. — Будем встречать.
Скрип входной двери — последнее, что я слышала этой ночью.
В русском языке «стоять» означает и «жить». «Он крепко на земле стоит» — такую характеристику дадут только чему-то прочному, настоящему. Когда «зыбочник» начинает сидеть и стоять, он становится «настоящим человеком».
Ещё долго родители будут окружать ребёнка волшебными игрушками — погремушками, свистульками и куклами. Но рядом с ними появятся и игрушки обучающие: топорик, лук со стрелами, веретено, маленькая прялка, ведёрко, деревянные вилы — всё, с чем спустя несколько лет предстоит работать по-настоящему. Карандаш с бумагой, флейта — самые любимые игрушки моих детей. Но вот незадача: этими инструментами мы в семье не владели, поэтому дети осваивали их сами. А опыт, свой жизненный опыт передаём мы им через что? Читая книги? Но ведь там речь не про нас, хотя и бывает похоже. Празднуя памятные события? И тут мы следуем скорее глупым советам прессы: скажут, что сейчас год Дракона и пора наряжаться в цвета драконьей чешуи, а на стол выставлять лягушачьи лапки, — так и делаем. Духовный опыт? Но как объяснить, что нужно прощать, если сам злишься от встречи с каждым хамом и не прощаешь, а стараешься проучить и наказать. Наше поколение — пропасть, разделившая пращуров и внуком. Нам нечего передать от сердца к сердцу. А то, что передаём из рук в руки, — пустышки.