Большой укол
Шрифт:
— Что же вас заставило все–таки придти?
— В развитии событий произошел резкий скачок, который может коснуться лично вас.
— Что-о?!
— Вы сами видели, на что способен этот… человек. Он вырвался из–под нашего контроля и мы не успели выяснить, на что он так сказать, запрограммирован.
— Не хотите ли вы намекнуть, что ваш монстр попытается добраться до меня?
Владислав Владимирович вздохнул.
— И да, и нет.
— Не надо тумана напускать, его в этой истории и так достаточно. Он что, отвечайте, выбрался на свободу, чтобы
— Мне неприятно повторять, но мы ничего не знаем наверняка. Просто я хотел бы настаивать на принятии особых мер безопасности в отношении вас. Мы его сейчас усиленно ищем, не исключено, что мы его найдем, обложим, загоним в угол. Он будет защищаться, всеми доступными способами. Он, может, например, взять вас в заочные заложники.
— Что это такое?!
— Если он вас увидит по телевизору, а скрывается он скорей всего в какой–то из городских квартир, или на одной из дач, то он сможет «наслать» на вас любую болезнь. Если вы попадетесь ему на глаза, то станете достижимым для него объектом. Поэтому прошу вас отдать команду, чтобы на ближайшие недели ваше изображение исчезло с телеэкранов и газетных полос.
— Это какая–то чушь! Во–первых, это будет трудно объяснить, нет, во–первых, это бессмысленно, потому что он мог видеть меня прежде и хорошенько запомнить…
— У нас есть основания полагать, что «дар» этого существа совершенствуется с течением времени, он вообще живет много быстрее обычного человека, в год он по биологическим часам как бы проживает два–три года. Если ему был необходим для воздействия на человека визуальный с ним контакт, тогда его «запоминательный» механизм еще не работал. Он мог вас видеть, но вашего образа в его памяти нет.
— Голова пухнет от ваших сложностей. И меня, знаете, не оставляет ощущение полной бредовости происходящего сейчас разговора.
— А кинопленка? — тихо спросил Владислав Владимирович.
Президент досадливо отмахнулся.
— Если бы не эта пленка, вы бы уже ехали в психбольницу, на обследование. Какие–то быстрорастущие монстры, безумные лекари, которых никто не видел. Болезни, передаваемые словами.
— Поэтому мы и не обращались к вам раньше. Не хотелось в психбольницу. Но, по правде сказать, я готов выглядеть сумасшедшим…
— Ну понятно, понятно — «лишь бы вы, мой замечательный президент, были в безопасности». Вы это хотели сказать?
— Приблизительно.
Чуть откинув голову, глава государства некоторое время пребывал в задумчивости. В неприятной.
— Хорошенькое дельце. Так где, вы говорите, он прячется? На какой–то квартире? Почему не ловите?
— Мы ловим. Вернее, ищем.
— Ищите лучше! Надо последовательно прочесать все городские квартиры.
— Мы не уверены, что он находится в Москве. Кроме того, надо полагать, такая процедура вызовет слишком большие толки в городе и в стране. А может и панику, ведь мы ничего не сможем внятно объяснить людям. История станет достоянием печати, возможен глобальный скандал и международный кризис.
— Не лезьте в международные
— Виноват.
— И даже очень, какого черта он у вас сбежал?! Полгода не сбегал, а тут сбежал.
— Я уже говорил. Его организм развивается очень быстро. Методы лекарственного сдерживания, которые годились раньше, перестали действовать.
— А он что, в самом деле, такой жирный?
— Да.
— Ну, так это же облегчает вашу задачу.
— Разумеется, похудеть до неузнаваемости за неделю невозможно.
Президент снова на некоторое время выпал из разговора, в состоянии индивидуального размышления.
— Послушайте, генерал, а как вы поймали его первый раз, если он такой всемогущий?
— Как ни странно, но нам в этом помог доктор Локей. Или, по крайней мере, тот, кто сейчас вершит делами в санатории.
— Не понимаю.
— Наши люди в Краснобельске получили известие о том, что один, очень опасный субъект, постарается бежать из–под опеки врачей санатория. В сообщении было указано, где вероятнее всего, его можно будет встретить, и каким образом, легче всего нейтрализовать.
— Каким же?
— Усыпить. Мы сделали все, как нам было посоветовано, и он оказался в наших руках. Потом мы его раскормили по особой методике, и его сознание оказалось в специально фармакологической блокаде. Попутно мы его обследовали, но не назойливо, чтобы не вызвать подозрений. Ввиду того, что исследования велись крайне осторожно, сведения медицинского и научного характера, в связи с ним, ничтожны.
— Переосторожничали!
— Боюсь, должен с вами не согласиться. Осторожность в нашем деле необходима. Кстати, сигнал из санатория, мы восприняли и как услугу и как предупреждение.
— То есть?
— Нам показали, что слежка наша замечена, несмотря на всю мягкость. Чтобы не формировать кризис, мы вынуждены были осторожничать еще более. Ибо неизвестно, какого ответного выпада мы можем ждать от них в ответ на нашу грубую решительность. Если они способны выбросить на улицу такое мощное оружие, как этот «насылатель», значит у них припасено про запас кое–что посильнее.
— Ну, нет дорогой, так нельзя, вы громоздите домысел, на домысел и сами пугаетесь картин вашего воображения. Что же это за чудо природы, ваш Локей, он получается какой–то всемогущий.
— Пока просто неизвестно какой.
— У вас что и изображений его нет?
— Фотография пятнадцатилетней давности. Он уже тогда начал скрываться. Может быть, уже тогда, он не хотел быть увиденным.
— Сказочник, вы сказочник.
Владислав Владимирович закрыл глаза и чуть–чуть раздул ноздри.
— Сказочник? А то, что за последнее время из Москвы, из одной только Москвы, исчезло до шестисот наркоманов и алкоголиков в неизвестном направлении? Тела не найдены, известий — никаких. Сто человек в день, это многовато. До нас доходят смутные слухи о том, что они двинулись на Урал. Кто–то видел в тайге компанию в сотню примерно, молодых людей, одетых в черные смокинги, блуждающую посреди тайги.