Болтливый мертвец
Шрифт:
Дримарондо получил здоровенный окорок. Друппи вопросительно посмотрел на меня: дескать, а я как же? Новый знакомый разглядывал Друппи с откровенным недоверием: кажется, его несколько смущали размеры моего пса.
— Это моя собака, сэр Дримарондо, — я решил, что должен позаботиться, чтобы оба зверя чувствовали себя непринужденно. — Его зовут Друппи. К счастью, он абсолютно не заколдован, поэтому говорить не умеет. Но вы и так поймете друг друга, верно? Надеюсь, вы подружитесь.
— Я тоже надеюсь, — вежливо сказал Дримарондо. — А он точно не будет со мной драться? Потому что, если будет, я лучше как-нибудь обойдусь без окорока…
Друппи дружелюбно тявкнул
— Пусть себе возятся, — одобрительно сказал Шурф. — Пошли, Макс, посмотрим на этих Кутыков. Только будь настороже, ладно?
— Не вопрос, — кивнул я. — Людям, которые не кормят свою собаку, нельзя доверять, это точно!
Мы прошли через мощеный двор, по периметру застроенный маленькими одно — и двухэтажными домиками, приблизились к башне и наконец оказались перед большой, обитой толстыми листами светлого металла входной дверью.
Шурф осторожно потянул ее на себя. Дверь открылась с протяжным скрипом, и мы оказались в полутемном коридоре. Пройдя несколько метров, он распахнул следующую дверь, и мы вошли в небольшой зал, озаренный оранжевым светом доброй дюжины здоровенных светящихся грибов.
За большим прямоугольным столом восседала совершенно неописуемая компания. Я сразу понял, что имел в виду Шурф, когда говорил мне, что среди драххов нет неприметных людей. Святая правда! Глядя на физиономии Кутыков, можно было подумать, что эта семья — не совместное творение природы и случая, а дело рук мастера черной комедии. Возможно, таинственный режиссер даже несколько перегнул палку, собрав их вместе под одной крышей.
Во главе стола восседал самый настоящий опереточный злодей. Моложавое смуглое лицо с крупным орлиным носом, тонкими, но очень яркими, словно бы накрашенными, губами и острым, как локоть, подбородком было увенчано тоненькими нелепыми усиками и густыми, надломленными, как у карточного джокера, бровями.
Этого красавчика окружали не менее прекрасные дамы. Одна из них наверняка доводилась ему сестрой: слишком уж велико было сходство. Такой же острый подбородок, хищный нос, тонкие алые губы, резкие скулы и огромные темные глаза. Длинные черные волосы, гладкие и блестящие, обрамляли сие достойное зрелище. В результате получилась типичная «дама пик» или просто юная ведьма — тоже, впрочем, вполне опереточная.
Другая леди оказалась почти кукольной — если бы не маленький, но крючковатый носик — блондинкой. Все остальные атрибуты «сладкой девочки» были на месте: огромные зеленые глазищи, соблазнительный ротик с капризно оттопыренной нижней губкой и, насколько можно было разглядеть с порога, совершенно сногсшибательная фигура.
Рядом с блондинкой примостилась колоритнейшая старушенция: самая настоящая старая ведьма, но уже, пожалуй, не опереточная, а мультяшная. До сих пор мне не доводилось видеть настоящую живую женщину, у которой кончик причудливо изогнутого носа нависал бы над верхней губой, поросшей нежной седой шерстью, — да так серьезно нависал, что ложку ко рту ей приходилось подносить сбоку. Несуразная величина и удивительная форма этого предмета отчасти компенсировались почти полным отсутствием глаз: так, две маленькие блестящие бусины, внимательные, сердитые и смышленые, как у ученой крысы.
Одним словом, дамы были хороши, каждая по-своему, — настолько, что хоть в лес убегай! Впрочем, мужской состав тоже не подкачал.
Мое внимание сразу привлек здоровенный, не слишком добродушный с виду и, как мне показалось, не слишком сообразительный увалень, одетый в длинную вязаную хламиду. В его рыжих волосах запутались клочки соломы. Я, впрочем, не удивился бы, если бы узнал, что на сеновале он валялся много лет назад: прическа этого красавчика выглядела так, словно к ней не прикасались с момента его рождения. Он был похож на когда-то славного, но уже давно свихнувшегося от сидения на цепи сенбернара.
Рядом с ним сидел куда более экзотический тип в коротких, едва достигающих колен, грязных, как чумной барак, штанах и замызганном вязаном жилете, надетом на голое тело. Впрочем, у этого грязнули внешность была вполне поэтическая: на темных с проседью кудрявых волосах красовался венок из живых цветов, шею обвивала какая-то декоративная лиана, из-под стола выглядывали перепачканные босые ноги, а глаза были мечтательно устремлены в потолок: мне показалось, что нас он вообще не заметил.
У края стола примостился очень симпатичный румяный старичок. На звание гнома он, пожалуй, все-таки не тянул, но все же показался мне совсем маленьким. Я заметил, что он сидит на очень высоком табурете — чтобы было удобно дотягиваться до стола. Впечатление он производил чрезвычайно приятное, особенно на фоне своего колоритного семейства. Вспомнив утверждение Шурфа, что по внешности всякого драхха можно судить о его нраве, я решил, что с этим дедушкой наверняка можно иметь дело.
Зато напротив старичка восседало настоящее чудовище. Так мог бы выглядеть вконец спившийся самец орангутанга — если бы ему сбрили почти всю шерсть с морды, оставив лишь несколько клочков не то медной проволоки, не то жесткой рыжеватой щетины на одной щеке и примыкающей к ней половине подбородка. Другая часть лица выглядела вполне бритой, но легче от этого не становилось.
Все эти очаровательные люди, кроме мечтательного дяди в венке, которого я про себя окрестил «поэтом», уставились на нас в немом изумлении. Молчание грозило затянуться, поскольку Шурф, как мне показалось, не собирался произносить приветственных речей. Он с неподдельным интересом ученого разглядывал своих свойственников.
И тут прямо за моей спиной раздался приятный сочный баритон.
— Приветствую вас в фамильном замке Кутыков Хоттских!
Я обернулся и увидел высокого темноволосого мужчину средних лет, на удивление аккуратно причесанного и одетого в скромные, но опрятные шерстяные штаны, вязаную рубаху и меховой жилет — как я понимаю, в полном соответствии с неизменной модой графства Хотта. У него было довольно невыразительное строгое лицо и сдержанные манеры.
«Никак дворецкий! — весело подумал я. — Ничего себе! Ехали на ферму, а попали в фамильный замок — так он, кажется, его назвал? И теперь сэр Шурф станет каким-нибудь хоттским бароном, или как они здесь называются… Во влип мужик!»
— Меня зовут Тыындук Рэрэ, и я помогаю господам Кутыкам содержать в порядке этот дом, — представился наш новый знакомый. — Позвольте узнать, кто вы, господа, и с какой целью решили посетить нас?
Я подумал, что парню надо срочно рвать когти в Ехо: с такими замечательными манерами ему следовало бы не прислуживать босоногим вельможам в горах графства Хотта, а украшать своим присутствием королевский замок Рулх, как минимум!
— Собственно говоря, я — новый владелец этого, как ты изволил выразиться, «замка», — холодно сказал Шурф. — Призрак покойного господина Хурумхи Кутыка дал себе труд посетить меня и передать мне свое завещание.