Бом Булинат. Индийские дневники
Шрифт:
Погода была промозглая, так что я принялся кутаться с головой в одеяла, которые в неимоверном количестве были навалены рядом. Вскоре согрелся, но ноги все равно продолжали мерзнуть, так что я повалился набок поперек кровати, закутанный яко бомж в дюжину одеял. Как назло музыка прекратилась, а сил встать и поставить что-то еще просто не было. В таком виде меня и застал Кашкет, ничуть этому не удивившийся. Он рассказал, что все понял, когда на кухню спустился ЭмСи и прирос к стулу, разговаривая со стенкой.
Расправившись со злосчастной курицей, я пришел в себя, и мы отправились в горы, вдоль речки… Кашкет бодро взбирался по тропке, вьющейся мимо гигантских скалистых кусков, я еле плелся. Порядком выдохнувшись, уселись на верхушке огромного камня, нависшего над ущельем. Отсюда открывался
В холод туго думается. Всю ночь и все утро шел дождь, иногда с грозой, иногда чуть ослабевая, но все время. Он идет и сейчас, и думается действительно неважно. На мне шерстяные носки, две куртки, шарф, и я все равно мерзну, от этого в голову лезут мысли о чем-нибудь теплом: горячем чае, курином бульоне, солнце, комнате с камином или хотя бы с тандури. Про остальное как-то не думается.
Вчерашние зеленые горы снова покрыты снегом и клубятся так сильно, что заслоняют солнечный свет. Эти испарения – плотные и белые – закрывают все небо: нет ни облаков, ни солнца, ни голубовато-синих просветов. Такое небо утомительно однообразно. Можно подумать, что неба нет вовсе – я сижу прямо в облаках. О небе напоминают усиливающиеся порывы ветра с дождем – откуда-нибудь он все-таки должен дуть, а капли – падать.
Вчера, перед ливнем, я видел, как тысячи белых бабочек перелетали через реку, с одного склона на другой, густо поросший густым сосновым лесом – они прятались от надвигающейся грозы.
Сегодня утром, взглянув в окно, я увидел стаю ярко-красных попугаев – короткими перелетами, с дерева на дерево, они летели вдоль реки. Буду надеяться, что они, в отличие от бабочек, предвещают солнце и тепло. Вот тогда можно будет подумать, а сейчас это практически невозможно.
Весь день как белая ночь. Попугаи не оправдали надежд – внизу, под окнами, туда-сюда, по-прежнему, ходят зонтики, в основном черные, и это угнетает еще больше. Сегодня плохой день… А многое нужно для того, чтобы назвать целый день плохим – для этого нужно, чтобы ко всему прочему прибавилось какое-нибудь предчувствие, и такое, как назло, есть. Теперь самое главное – дождаться утра, а там, посмотрим, может, всему виной белые бабочки и красные попугаи, черт его знает…
Мы устали мерзнуть и надеялись, что в Дарамсале, расположенной ниже Манали, будет теплее.
Как назло, в день отъезда нас разбудило солнце, и погода стояла прекрасная. Греясь на веранде, играли в шахматы и попивали чаек. Время от времени приходил ЭмСи, напоследок презентовали ему какой-то совковый значок, из коллекции Кашкета, часть которой он таскает с собой для подобных случаев. Расстались друзьями, ЭмСи дал карточку гестхауса приятеля в Дарамсале, традиционно расписав небывалые удобства и прочие преимущества.
На стоянку мы явились слишком рано, автобус был пуст, в конце салона валялся пьяный в зюзю индус. Как только я втиснулся с рюкзаками, он принялся давать какие-то советы, безумно размахивая руками – ничего не понял. Еще при покупке билетов Кашкет подсуетился, чтобы заполучить лучшие места № 1 и № 2 – прямо за сидением водителя. Тут больше места, никто не придавливает тебя спинкой под подбородок, не открывает окно в середине ночи, есть пепельница и не так трясет.
Рюкзаки пришлось сдать в багаж за дополнительные десять рупий с носа. В этом случае водила мелом пишет на вещах номера сиденья и можно быть относительно уверенным, что по приезду не получишь саквояж какого-нибудь туземца.
Устроившись на солнце, наблюдали, как к автобусу подтягивались пассажиры. Первыми подошла пара туриков, парень с девушкой. Вопреки внегласным правилам индийского дорожного сообщества белых людей, они даже не кивнули нам, а остались стоять в стороне и о чем-то шептались, и мы не могли определить, из какой страны их ветром занесло. Так уж здесь сложилось, что в дороге всегда заводишь знакомство с туристами-попутчиками. Оказавшись волею судеб в одном автобусе, большинство белых сразу сплачиваются в одну семью, заходит разговор «кто откуда и куда», все обмениваются впечатлениями
Следующий попутчик, в отличие от неразговорчивой пары, явился в правильном настрое. Он кивнул этим букам и нам, широкая улыбка не сходила с его лица. Разговорились. Джулиан был с туманного Альбиона, на вопрос, как он так быстро отгадал в нас русских, Julian ответил, что по акценту, который он помнит еще с тех времен, когда студентом жил в Питере. В автобус сели уже друзьями. Я врубил плеер и глядел в окно, наслаждаясь вечерними красками долины Куллу, освещенной солнцем и расцветающей на глазах. Не успел автобус доехать до Нагара, как случилась беда – схватил живот!
В Индии может случиться много неприятностей, но самых наинеприятнейших несколько, например: поездка в вагоне «general» класса, отсутствие воды в пустыне и диарея в автобусе дальнего следования! Вот диарея и обрушилось на меня, как гром средь бела дня. Сначала слегка подташнивало, а уже через час, на подъезде к Куллу, я прилип к стеклу, и единственное, что радовало глаз и сулило избавление – это мелькающие мимо таблички с надписью «toilet». Я мысленно умолял автобус остановится возле одной из них, а когда понял, что если не перейду от мыслей к делу, то случится непоправимое и, уже не заботясь о том, что я в автобусе не один, попросил Кашкета переговорить с водилой. По истечении десяти минут, показавшимися мне веком, я пулей вылетел из автобуса, оказавшись посреди рыночной площади где-то на задворках Куллу. Подбежав к первому попавшемуся лавочнику, я попытался выяснить, где найти сортир, он ни хрена не знал. Осыпая его проклятиями, я бросился к следующему, на мое счастье он ткнул пальцем в темный проулок, где действительно оказался наигрязнейший сортир.
Когда я вернулся, автобуса на месте не оказалось, вдалеке я увидел Кашкета и Джулиана, усиленно подававших мне знаки поторопиться. Когда Кашкет отправился меня искать, мерзкий водила собирался свалить без нас, и если б не усилия английского попутчика, мы бы остались тут, без рюкзаков и с диареей. Залезая в салон, мне показалось, что все как-то глумно на меня воззрились… показалось…
На время я был избавлен от мучений, и несколько часов все было в порядке. Стемнело, автобус несся между холмами, на поворотах прорезая тишину ночи оглушительными сигналами. Сделали остановку в придорожной объедаловке, где все набрали ароматно дымящейся еды, а я, решив воздержаться, ронял слюну на пол. Проехали Манди, тут в автобус погрузилось несколько заспанных туриков, а с Джулианом началось тоже самое, что и со мной, и я уже не был одинок в своем несчастье. Спали, наверное, все, кроме нас двоих. Я сидел в напряжении, опасаясь каждой кочки, которых, к счастью, попадалось не очень много. Вскоре в животе началась настоящая революция, так что пришлось растолкать Кашкета. Объяснять ничего не пришлось, он все понял по моему лицу и принялся ломиться к водителю в запертую кабину. Мало того, что этот мерзавец долго не хотел открывать дверь, а когда в итоге отворил ее, не захотел останавливаться. Понадобилось куча времени, чтобы его уговорить, и он все же остановился в каком-то идиотском лысом месте около моста. Мы с Julian'ом выскочили из автобуса, разбежавшись по разные стороны дороги. Лучи наших фонариков хаотично резали темноту в поисках растительности. Только я сел в засаду, как автобус принялся моргать фарами и неистово сигналить, призывая обратно, но нам было все равно. Джулиану, видно, было совсем худо, после моего возвращения в салон его пришлось ждать еще минут десять. Спустя час я хотел опять ломиться в кабину и требовать остановки, но дверь сама распахнулась, и заспанный помощник водителя заорал во все горло «Дарамсал-а-а-а, Дарамсала-а-а-а!».