Бомж
Шрифт:
— Хорошо, Толенька, у меня есть знакомый венеролог.
— Ну что, Анатолий, у вас банальная гонорея. Ничего страшного. Попьете таблеточки, не попьете спиртного, и все дела.
— Доктор, но мне важно узнать, как это ко мне попало.
— Как ко всем, — доктор пошловато хмыкнул.
— Я понимаю, а Людмила? Она здорова?
— Вообще-то врачебная этика не позволяет
— Вот сука! — Я стукнул кулаком по столу.
— Но! — Поднял врач вверх указательный палец. — Она только заражена, но еще не больна.
— Это как?
— А так! Скорее всего она заразилась от вас.
— От меня?! А я от кого?
— Вам лучше знать.
— Но я уже месяц ни с кем никак.
— Правильно. Это и есть срок инкубационного периода.
— Какого периода?
— Тот срок, который проходит между заражением и проявлением симптомов болезни. То-есть вы заразились около месяца назад. Вспоминайте…
— Семенов, ты гад! Ты негодяй! Сам подцепил гадость от какой-то шлюхи, заразил меня, и на меня же набросился, чуть не убил! — Людмила была вне себя от ярости. — Видеть тебя не хочу, слышишь!?
— Люсен, ну прости, прости, прости… — Я целовал девушке коленки, присев около кресла. — Вот посмотри, что я тебе принес. — Я протянул маленькую бархатную коробочку.
Все еще дуясь, Людмила взяла коробку и открыла. Внутри было кольцо с внушительных размеров бриллиантом.
— Толянчик, дорогой! Только ты понимаешь натуру женщины! Какая прелесть! Все, мир!
— Ну что, Вера, пришел я проститься с тобой. — Я был не в себе. Час назад я уехал из ресторана, где мы сначала выпили водки, а потом нанюхались кокаина. В голове шумело, соображал я плохо. Жажда. Жажда мести накрыла меня бурной волной.
— А я думала все, пропал мой любимый. — Ничего не подозревающая Вера сидела на кровати в красивом ажурном боди.
— Чуть не пропал. По твоей милости! — Я подошел к кровати и, схватив Веру за волосы, стащил на пол. Мой кулак, описав дугу, расплющил нос жертвы. Вера не успела вскрикнуть, как второй удар разбил губы и сломал челюсть. — А теперь, сука, тебе чаевые, чтобы никого больше не заразила, тварь!
Блеснула опасная бритва. На белую простыню брызнула струйка крови.
— Вера, но… Как же, Вера, я не… — Я не знал, что мне говорить, что делать. Я уже давно вычеркнул из памяти тот случай, как и многие другие эпизоды своей жизни.
— Вера Елкина умерла, не переживай, — Вера говорили очень тихо, но я ее слышал прекрасно. — Она зарабатывала на лечение своего сына. Ему было три года, когда произошло это несчастье. Она думала, что цель оправдывает средства, и копила деньги на операцию. Сережа. Маленький Сереженька был для нее светом в окошке. Но она ошибалась. Есть границы, которые человек не должен переступать. Не должен и все! Что бы ни было! Вера получила свое. Конечно, это не она тебя заразила венерической болезнью. Вера была здорова, но вина ее была гораздо больше и она получила по заслугам.
— Подожди, Вера, как же ты была здорова, ведь врач сказал и…
— Толенька, я не Вера. Я просто помню эту девушку, и рассказываю тебе о ней. Когда это случилось, из борделя ее выкинули, даже не дали денег на операцию. Сереженька вскоре умер. Вера осталась одна. Вот…
— Вера, но как же? Я про болезнь, ведь это факт!
— Толенька, если не секрет, у тебя какая болезнь была?
— Гонорея.
— Хм, — Вера улыбнулась, — у мужчин симптомы болезни проявляются через 2–3 дня. Тебя заразила не Вера, а другая женщина.
— Людка? Так это она… И врач был ее знакомым! Ах, стерва! Но, получается, что я ни за что ни про что… Что я порезал тебе лицо из-за Людки?
Вера тихо засмеялась. Я с удивлением смотрел на нее. Что вообще происходит? Я не понимал.
— Толя, Толя. Ты такой большой, а такой глупый. Людка виновата… Ты хочешь сказать, что изрезать лицо молодой девушке из-за того, что она заразила венерическим заболеванием, это нормально? Она получила свое, и слава Богу. Она никого не винила, только себя. И ты свое уже получил, или получишь. Не беспокойся.
Эти слова будто огнем полоснули меня по сердцу.
— Как? То-есть, что значит получу?
— А все, Толенька, получают. Даже если не в этой жизни, то в будущей, что гораздо хуже. Лучше уж тут рассчитаться, уверяю тебя.
— Вера, прости меня! Прости! Я правда давно отошел от той жизни. Тогда время такое было, жизнь жестокая. Я был волком, и вел себя как волк. Но я готов помочь тебе, правда, я…
— Не надо, Толя, — Вера перебила меня на полуслове. — Веры нет, она умерла, а мне — грязной бомжихе, много не надо. Покушать раз в день, да от дождя и холода спрятаться. Езжай, Толя, езжай.
Я медленно поднялся и отправился к машине. На полпути остановился.
— Ты больше не исчезнешь отсюда? — Сказал я обернувшись.
— Иди Толя, не это важно для тебя.
— А что важно?
— Иди. Есть вещи, которые человек должен понять сам.
Через 15 минут я был в офисе. Наша фирма разваливалась на глазах. Люди увольнялись один за другим: никому не хотелось иметь дело с правоохранительными органами. Следователи наведывались в нашу контору все чаще и чаще. Находиться в офисе было невыносимо: тяжкая атмосфера угнетала. Казалось, что воздух стал плотнее, им было трудно дышать. Подписав необходимые бумаги и сделав несколько распоряжений, я поехал на Каширку. Вечером по дороге домой я остановился около церкви, куда заходил утром. Храм был открыт. Я купил Евангелие и поехал домой. Текст, который священник читал утром, завораживал и притягивал мое внимание. Я читал его раз за разом, стараясь найти отгадку. Я был уверен, что вся моя дальнейшая жизнь зависит от того, что я сделаю дальше, как поступлю.