Шрифт:
Леха и Серый, рядовые росгвардейцы, тряслись в грязном изнутри и снаружи уазике с распахивающимися на ходу дверцами в отвратительном настроении. Спозаранку в патрулирование с пистоном от начальника:
– Мне нужны палки, долбоебы! – вопил боров с пунцово-красной рожей. – Нехуй хуем груши околачивать. Мне нужна статистика, ебаные вы
Гвардейцы тоскливо разглядывали потрескавшийся асфальт на плацу. Они твердо знали, что статистика там же, где и палки. В пизде у них статистика, вот она где.
Майор был не согласен с таким подходом в принципе:
– Короче. Вы оба, долбоебы, пиздуете на маршрут и без двадцать-двадцать даже рыла не показываете. Берите пленного. Мне похуй, где вы его возьмете, но в зверинце чтобы сидела обезьяна! Это понято?
Леха крутил баранку, пот стекал по лицу, заливая глаза. Последствия вчерашней пьянки и ожирения. Серый, худой, как жердь, мрачно ковырялся в телефоне. Улицы были безнадежно пусты и унылы.
– А давай к Гаврилюку завалимся, – с надеждой в голосе предложил Леха. – К девяти он уже на рогах.
Серый помотал головой:
– Помер Гаврилюк. Упился. Сердце не выдержало.
– Земля пухом. А беспроигрышный вариант был. Жаль. Мы его бывало к судье возили, потом на пару суток в обезьянник, а он просыпался уже дома и нихера не помнил.
– Да, – согласился Серый. – Халява кончилась.
И тут взгляд Серого цепляет чудо. Вот, вот когда сбываются молитвы! Бог есть, решает он:
– Тормози!
Леха бьет по педали тормоза, иначе уазик не остановится, и с ушераздирающим скрежетом боевая гвардейская колесница останавливается через каких-то тридцать метров. Что в общем-то тоже чудо.
Где, что? – потеет Леха.
– Вон же, вон же, – тычет пальцем в ветровое треснутое стекло Серый. – Бомж! Наш он, наш.
Они с азартом выпрыгивают из пыльной колымаги и окружают пленного.
– Ваши документы, – хрипит Леха, ловя ртом воздух. – А, все ясно, оформляем!
Бомж, мужик средних лет, в затертом и замызганном пальто, почему-то подпоясанном веревкой, никак не реагирует. Просто стоит и задумчива смотрит на гвардейцев в бронежилетах, касках и с автоматами. Его лицо, как у всех бомжей во Вселенной, кирпично-красного цвета, продубленное ветром, морозом и солнцем. Редкая бороденка спуталась, волосы на голове стянуты в хвост. И только льдисто-голубые глаза смотрят пристально и спокойно.
Серый решает пропустить формальности:
– Что принимали, алкоголь, наркотики?
Бомж не отвечает.
– Так, сопротивление сотрудникам при исполнении, – констатирует Леха, продолжая потеть. – Короче, пакуем его по двадцать-двадцать.
Они берут бомжа под руки, хотя тот не упирается, и тащат к уазику. Отомкнув заднюю дверцу, запертую на висячий замок, гвардейцы заталкивают пленного в крохотный отсек, едва в полметра, где можно примоститься с двух сторон на узеньких сиденьях. Захлопнув дверь, вешают замок и запирают его на ключ.
Они бросают каски и автоматы на заднее сиденье и в отличном настроении залезают на свои места.
– Медаль не обещаю, но ебать сегодня не должны, – мечтательно говорит Серый, и Леха с ним полностью согласен. Улыбка идиота не сходит с его лица, даже когда он замечает чудовищную вещь, а Серый и рад его подъебнуть. – Леха, ты нахуя ее заглушил?
Вопрос был на миллион долларов. Вся их гвардейская богадельня прекрасно знала, что боевой уазик заводится только один раз, утром, по холодку, и глушить его можно только по вечерней прохладе, сдавая смену. Азарт погони сыграл с Лехой злую шутку.
– Ты заглушил, – безапелляционно заявил Серый. – Тебе и заводить.
– Как эту поеботину заведешь? – тоскливо заскулил стокилограммовый Леха.
Конец ознакомительного фрагмента.