Борьба буров с Англиею (Воспоминания бурского генерала)
Шрифт:
Кроме тюков одежды, из которых англичане построили укрепления, было еще много всякого добра в железнодорожных вагонах: сотни ящиков с разными разностями и амуниция в невероятном количестве; целые тысячи ящиков ружейных зарядов и лиддита, затем гранаты, картечь, несколько сот ядер для морских орудий большого калибра, которыми лорд Робертс собирался бомбардировать Преторию. Некоторые бюргеры стали пробовать поднимать эти гигантские бомбы, но не нашлось ни одного человека, который бы смог это сделать один. Легко можно себе представить, какое громадное количество было здесь всего и какую
Но в тот момент нам было не до вычислений: времени было в обрез, и нельзя же было, захватив такую массу всего, с этим же добром попасться неприятелю. Мне было невероятно жалко уничтожать драгоценные зимние одежды, пледы и сапоги, которые попали в наши руки и которые бюргерам пришлись бы очень кстати. Но я знал, что англичане имеют железнодорожную линию в своем распоряжении и что они могут очень быстро выслать войска в Роодеваль из Блумфонтейна, Кронштадта и Претории. Обидно было не воспользоваться таким добром, но делать нечего, приходилось все предать пламени.
Но прежде, чем это сделать, я разрешил бюргерам откупоривать почтовые ящики и брать из них все, что им угодно. Там были всевозможные пакеты и пакетики, главным образом нижнее белье самого лучшего качества и масса сигар и папирос. Вот пошла-то работа! Бюргеры быстро и ловко открывали ящики один за другим. Можно было подумать, глядя на них, что каждый из них был привычный почтмейстер.
В то время, как буры были заняты этой работой, пришли ко мне пленные с вопросом, могут ли они тоже раскупоривать ящики и брать то, что в них было.
– Берите, - сказал я: - сколько хотите. Все равно будем все жечь.
Надо было видеть этих людей, грабивших собственную почту! Они все переворачивали вверх дном и стали уже настолько разборчивы, что плумпуддинги не удостаивали более внимания.
Я уже давно дал приказание уничтожить все мосты к северу и к югу, чтобы помешать неприятелю приблизиться к нам неожиданно. Но это меня не успокаивало, и я очень спешил уходить.
Прежде всего мне надо было найти средство, чтобы ту часть амуниции, которую мы могли взять, успеть спасти прежде, чем сжечь все остальное.
У нас не было возов для того, чтобы увезти то, что я хотел сохранить. Другого исхода не было, как заставить бюргеров таскать ящики.
Но они были поглощены своей добычей! И мне стоило неимоверных трудов получить рабочие руки.
Тем не менее, мне все-таки удалось оттащить нескольких бюргеров от места откупорки ящиков. Много сделать было невозможно: слишком сильно разгорелся среди бюргеров дух наживы. Только что я давал работу одному, как он быстро исчезал, и нужно было снова искать его, чтобы заставить работать. Главным образом удалось унести амуницию для орудий и для ружей Ли-Метфорд. (Тогда уже мы начали стрелять английскими ружьями). Всего бюргеры перетаскали 600 ящиков, в несколько приемов, за триста шагов от станции.
С заходом солнца мы должны были уйти.
Какое зрелище! Каждый бюргер нагрузил свою лошадь кладью, полученною в лавке, где не только ничего не пришлось платить, но и в будущем не придется. На седле уже не оставалось места для седока, и ему приходилось вести лошадь под уздцы. Но самым забавным было видеть бедных Томми в тот момент, когда я приказал выступать. Фельдкорнету, которому было приказано привести их в наш лагерь, стоило большого труда оттащить их от места грабежа, и когда ему, наконец, удалось это сделать, английские солдаты взвалили на себя такие большие тяжести, что можно было подумать, что каждый из них собирается открыть лавочку. Но легко себе представить, что они не имели сил двигаться вперед под такими ношами и принуждены были сбрасывать понемножку часть вещей, оставляя их лежать на дороге: streeр, streep!{42}, как говорим мы в Африке.
Теперь оставалось приступить к сжиганию.
Я выбрал 15 человек и велел им поджечь громадную кучу со всех четырех концов; мы для этого во многих местах приготовили растопки из ящиков.
Пламя дружно подхватило всю кучу сразу.
Быстро вскочив на лошадей, мы поскакали прочь от громадного костра.
Едва успели мы сделать несколько десятков шагов, как последовал взрыв первой бомбы. Мы остановились посмотреть на разгоравшееся пламя.
Зрелище, представившееся нашим глазам, можно причислить к красивейшим фейерверкам, которые когда-либо сжигались. Ночь была очень темная, а потому впечатление было еще сильнее.
Среди глухого рева больших гранат, раздавались сравнительно нежные звуки от взрывавшихся куч кордита; но самым интересным были огненные языки и звезды всевозможных цветов, носившиеся высоко в воздухе на фоне черной ночи.
Я уже сказал, что сражение генерала Фронемана к северу от моста на реке Реностер окончилось в 10 часов. Стрельба же, которую мы слышали ночью, была произведена английским сторожевым пикетом, который бежал к ряду холмов, где был расположен их лагерь. Наши бюргеры и англичане расположились друг против друга на остроконечных холмах, среди старинных оставленных кафрских селений времен Умзилигази, или Мозелькатце, как мы называли знаменитого когда-то кафрского вояку.
Несмотря на то, что англичане занимали прекрасные позиции и вдвое превосходили буров числом, они не могли выдержать огня наших бюргеров. Прежде всего, у них не было орудий, а у нас было два: орудие Круппа и другое маленькое скорострельное, действовавшее подобно орудиям Максим-Норденфельдта.
Англичане должны были сдаться, причем нами было взято в плен 500 человек, между которыми находился капитан Вайдхем-Найт и другие офицеры. Убитых и раненых было 170 человек; среди первых полковник Дуглас.
Комманданту Стенекампу тоже посчастливилось: не сделав ни одного выстрела, он взял английский лагерь у станции Вредефорт, захватив при этом 38 пленных.
В общей сложности у нас было 800 пленных и огромное количество военных запасов.
Это был для нас чудный день. Потеря наша была крайне незначительна. В Роодевале, где мои люди ничем не были защищены, было только двое убитых; у генерала Фронемана скончался всего один бюргер, Мейбург, и двое были легко ранены.
Мы возблагодарили Бога.