Борьба буров с Англиею (Воспоминания бурского генерала)
Шрифт:
Коммандант Ян Мейер находился со своими бюргерами в 6 милях от меня; я сообщил ему о моем плане, и он присоединился ко мне.
По моему приказанию, все конные должны были идти вперед. С ними же должна была отправиться моя повозка, запряженная восемью мулами. Эта повозочка была со мной в Капской колонии и с тех пор сопровождала меня всюду в течение 14 месяцев; она же трепалась за мной еще две недели тому назад, когда я проходил через линию блокгаузов.
За конными должны были следовать старики и болезненные, слабые люди, ехавшие в оставшихся еще повозках, а позади них скот отдельными группами с несколькими
В таком порядке мы и выступили.
Приблизившись к тому месту, где я ожидал встретить англичан, я послал вперед коммандантов: Росса с сотнею людей и Германуса Бота и Альбертса с их отрядами.
Мы шли через Гольспрейт. Отсюда повернули несколько на запад, для того, чтобы, идя по дороге согласно указаниям разведчиков, наверняка прямо подойти к одному из английских лагерей. Но нам нечего было искать англичан: они были везде. Мы должны были иметь дело не с одним каким-нибудь лагерем: силы англичан выражались в это время такою цифрою, что я полагаю, что многие из них думали, что бур слишком глуп и не развит, чтобы даже ее выговорить, а не только понять все ее значение. С точки зрения англичанина, бур ничего не мог иного сказать, как:
– Мы видели! Их большая, огромная куча!
Мы не прошли еще нескольких сот шагов от Гольспрейта, как англичане стали стрелять в нас на расстоянии 300 шагов, подходя к нам длинными рядами. Мы знали, что они решили ни в каком случае не пропустить нас.
Бюргеры, ехавшие сперва спокойно, при первых выстрелах неприятеля растерялись и повернули было назад. Но, конечно, это не были бюргеры из отрядов Росса, Бота и Альбертса. Эти офицеры и их фельдкорнеты первые бросились с сотнею людей на неприятеля.
Я крикнул что было мочи:
– В атаку!
Всеми силами старался я удержать бюргеров от бегства, даже позволил себе пустить в дело плетку, но я смог принудить идти вперед не более 200 человек, которые и бросились на неприятеля вместе с сотнею людей из упомянутых отрядов. Остальные все-таки повернули назад.
Я очутился среди упомянутых офицеров, но без моего штаба. Одни из штабных остались у повозки позади и стояли под выстрелами, ожидая приказаний. Другие же, между ними и мой сын Котье, бывший моим секретарем, последовали за мной, но в общем смятении отделились от меня. Случилось же все это так потому, что в то время, когда бюргеры думали, что справились уже с передними рядами, задние ряды англичан усиленно начали стрелять в свою очередь.
Тем временем я скакал взад и вперед, подгоняя бюргеров идти на пролом. Встретившимся двум людям из моего штаба - Альбертусу Тейниссену и Берту Нессей - я крикнул на ходу:
– Везите повозку, чего бы это ни стоило!
Я встретил и другого сына, Исаака, оставшегося со мной.
В это время англичане стали стрелять не только спереди, но и с правой стороны... Ничего не оставалось, как приналечь и идти на пролом. Мы это и сделали... Приблизительно минут через сорок мы прорвались сквозь англичан...
Англичане нарыли канав, находившихся в 40-50 шагах одна от другой и долженствовавших в то же время служить укреплениями. В каждой из таких канав было место для 10-13 человек. У них было одно орудие Максим-Норденфельдт, которое усиленно работало, но затем смолкло, так как некоторые из артиллеристов были убиты, а другие увезли его, оставив зарядный ящик.
Вскоре я заметил, что англичане отступают. Я послал тогда двоих из моего отряда в задние ряды, чтобы вернуть бюргеров, боявшихся идти вперед; но они, все-таки, не захотели пойти за нами, рассчитывая, вероятно, пройти где-нибудь удобнее на сдедующий день. Это было неразумно с их стороны, так как замыкавший их круг с каждым днем суживался, и на третий день должен был их так сжать, что о бегстве уже нечего было бы и думать.
Два посланные мною бюргера не вернулись, и мы отправились вперед, взяв с собой 12 раненых. Из них двое очень тяжело раненых были положены на мою повозку; один - ван-де-Мерве, принадлежавший к штабу президента, другой Оливир, мальчик тринадцати лет.
Мы поспешили вперед и прибыли на ферму Бавариа у Ботасберга сейчас же после восхода солнца.
Там скончался де-Мерве. Перед тем окончились также страдания и мальчика.
Земля снова впитала в себя кровь неповинного ребенка.
У меня было 11 убитых из моего отряда. Пришлось оставить их на поле сражения. Если бы мы стали убирать их, чтобы взять с собой, то несомненно должны были бы пожертвовать еще несколькими жизнями.
Среди прорвавшихся через английские силы были как президент Штейн, так и члены правительства, а также пастор Кастель, проповедник нидерландской реформатской церкви.
Англичане оставались 24 февраля в покое, по крайней мере, та часть их, которая была нам видна; об остальных мы ничего не знали. Позднее мы слышали, что колонна, через которую мы прорвались, состояла под начальством полковника Римингтона и что он потерял 100 человек ранеными и убитыми.
День спустя после этого английские войска удалились. Тогда мы отправились на розыски убитых, чтобы похоронить их. Оказалось, что неприятель уже закопал их, но очень поверхностно. Мы выкопали глубокую братскую могилу и похоронили 11 человек.
Ночью 25 февраля прорвалось еще 300-350 человек. Им удалось это сделать с меньшими усилиями, чем нам; они потеряли двоих убитыми и 11 ранеными.
Из двух тысяч людей, бывших первоначально со мной, многие оказались запертыми в замкнутый круг неприятеля и взятыми в плен; правда, бюргеры коммандантов Вессель-Вессельса и Менца избегли этой участи, но остальным пришлось очень плохо. 27 февраля 1902 г.
– память Маюбы - попались в руки неприятеля 500 человек с коммандантом Яном Мейером во главе; между ними находился и сын мой Якобус{80}. Замечательно, что печальное событие это произошло в годовщину знаменитого сражения при Маюбе!
27 февраля 1881 г. мы выиграли сражение при Маюбе. Девятнадцать лет после этого, в тот же день, мы потерпели поражение при Паарденберге, где генерал Пит Кронье был взят в плен с огромным числом людей. И вот теперь, 27 февраля - новая потеря! 21 год прошел со времени памятного сражения при Маюбе - год совершеннолетия двух республик. Но эта тяжелая потеря сделала их снова несовершеннолетними. Размеры нашей беды зависели не столько от огромного числа потерянных людей, сколько от потери скота, столь нужного для нашего войска и для других остававшихся людей. Отнятый англичанами в этот раз скот составлял наибольшую часть находившегося налицо скота в этих округах. До этого времени всегда еще удавалось находить кое-где быков и овец, но теперь... это стало почти невозможным.