Борьба в эфире
Шрифт:
– Но ведь вы непроизводительно заняли огромную земельную площадь, которая могла бы пойти под посевы!
– Вы не представляете успехов нашей агрикультуры. На квадратном метре мы добываем продуктов питания больше, чем вы добывали на своей де… десятине. Кстати, откуда произошло это слово? Корень, по-видимому, «десять»?
– Не знаю, – смущённо ответил я.
Эль улыбнулся.
– Кроме того, мы изготовляем пищу химическим путём. У нас и сейчас парков и цветников больше, чем полей. Да, многое изменилось за эти годы. Мы не имеем городов, мы не имеем правительства,
Для меня это была поистине самая большая сенсация за всё пребывание в Радиополисе. Нет канцелярий, нет совработников! Это уж слишком. Не шутит ли Эль? Как же можно обойтись без совработников?
– Но не сами же собой пишутся бумаги? – с насмешкой, не лишённой горечи, сказал я.
– Друг мой, у нас совсем не «пишутся» бумаги. Я вижу, вы не можете освоиться сразу со всеми этими переменами.
Мы плавно опустились на зелёную лужайку. Среди этой лужайки, на песчаном круге, стоял сигарообразный серый предмет, напоминающий цеппелин, но значительно меньших размеров.
Около цеппелина стояла Эа. Она ещё издали махнула рукой Элю и крикнула:
– Скорее, надо спешить.
Я и Эль, не снимая крыльев, вошли в цеппелин. Эа последовала за нами и плотно захлопнула толстую дверь. Вспыхнул яркий свет, осветив мягкие кресла, стол, экран в углу.
– Это наша «Пушка», самый скорострельный летательный аппарат.
Эа прошла вперёд, за лакированную перегородку. Оттуда послышалось гуденье, и я почувствовал, как поднялась передняя часть нашего воздушного судна.
– Летим, – сказал Эль.
– Почему здесь нет окон?
– Они не нужны: скорость и высота полёта так велики, что вы всё равно ничего не увидите.
Куда ещё лечу я? Что ждёт меня впереди?..
Глава пятая
НА БЕРЕГУ КРАСНОГО МОРЯ
Мы мчались на нашем воздушном снаряде, который был одновременно и пушкой, и ядром. За перегородкой что-то тихо жужжало.
– Скажите, Эль, почему вы, Эа и Ли занимаетесь розысками? Наводили «следствие» обо мне, теперь гоняетесь по свету за этим американским шпионом. Или вы совмещаете…
– Должность учёного с почётным званием сыщика? – спросил Эль. И, вздохнув, продолжал: – Я вижу, что вам трудно привыкнуть к нашему общественному устройству. Я же говорил вам, что у нас нет милиции в обычном для вас смысле слова. Но если хотите, у нас каждый гражданин – милиционер или следователь, если этого потребуют обстоятельства. Каждый наш гражданин, без инструкций и кодексов, знает, как охранять интересы общества. И если случай именно его привёл столкнуться с фактом, угрожающим нашему порядку и спокойствию, этот гражданин и доводит дело до конца.
– Но у него есть и другие обязанности?
– Что же из этого? У следователя тоже не одно дело бывает на руках. Обязательный общественный труд занимает у нас около трёх часов. Есть время заняться – хотя бы и поисками американского шпиона.
– Вы сказали, что обязательный труд у вас занимает около трёх часов. Почему вы не указали точной нормы?
– По кодексу о труде? – с улыбкой спросил Эль. – У нас нет точной нормы, нет и самого кодекса. Если дело этого требует – работаем! И больше трёх часов. Но это бывает только в исключительных случаях: какие-нибудь случайные аварии, стихийные бедствия. Обычный же наш труд «у станка» не превышает трёх часов.
– А остальное время?
– Каждый занимается тем, чем он желает. Главное и почти исключительное наше занятие – мы учимся, учимся и учимся. Непрерывно пополняем свои знания, изобретаем.
– Ну а если кто не хочет работать даже три часа в сутки? Какие принудительные меры вы принимаете против лентяев?
Эль посмотрел на меня с крайним изумлением.
– Простите, но на этот раз я отказываюсь понимать вас, – сказал он. – Разве нужно заставлять рыбу плавать, а птицу летать? Ведь это их жизненная функция. Такой же жизненной функцией, непреодолимой потребностью является для нас труд.
– Но труд может быть неприятен, например тяжёлый физический труд.
– Физический труд выполняют наши рабы.
Я даже привскочил на кресле.
– Рабы? У вас есть рабство?
– Ну да, что же вас так удивляет? Порабощённые силы природы, машины – вот наши рабы. А все мы, свободные граждане, работаем не только из сознания общественной пользы – это азбука, о которой мы уже забыли, – но и потому, что труд давно сделался для нас второй натурой.
– Что это? Свет погас?!
– Не беспокойтесь, я хочу посмотреть на карту, – сказал Эль.
Перед ним вспыхнул бедным светом квадрат, на котором обрисовались очертание какого-то моря.
– Эта карта движется?
– Да, она движется, потому что мы летим. Наша карта – сама земля. Вот очертания… как это вы называли?.. Азовского моря, вот Чёрное. Мы пролетаем его.
– Уже! Так скоро…
– Турция. Скоро мы увидим Красное море.
– Но как же можете обходиться вы совсем без карты?
– Эа направляет наш воздушный корабль по радиокомпасу. Ли посылает радиоволну, а мы летим в этом направлении, как бабочки на огонёк. Ошибки быть не может. Впрочем, мы можем, если нужно, справиться по карте и магнитному компасу…
И, нагнувшись над картой, Эль сказал:
– Двадцатый градус северной широты и сороковой – восточной долготы. Мы в окрестностях Мекки. Скоро будем на месте.
Ещё несколько минут полёта, и мы плавно опустились.
Эа открыла дверь нашего снаряда, и мы вышли.
Ли приветствовал нас.
– Вот, полюбуйтесь, – сказал он, указывая на обломки.
На самом берегу моря в буром песке лежали эти обломки воздушного корабля, обугленные и настолько искалеченные, что нельзя было определить его конструкцию. Нос корабля, вероятно, не меньше чем на три метра зарылся в песок, образовав в нём широкую воронку.