Борьба за Дарданеллы
Шрифт:
Энвер справился с ситуацией в своей обычной манере. В своем военном министерстве он был достаточно силен, чтобы продвигать свои планы, ни с кем не советуясь, и скоро было замечено, что Вангенхайм к нему захаживает чуть ли не через каждые два дня. Активность Германской миссии неуклонно возрастала, и к началу лета она настолько стала бросаться в глаза, что британский, французский и российский послы заявили протест. Энвер был абсолютно невозмутим, он мягко заверил Маллета и Бомпара, что немцы заняты лишь обучением турецкой армии, а когда они закончат свою работу, то покинут страну — заявление, ставшее еще более подозрительным
Русские были наиболее обеспокоены. 90 процентов русского зерна и 50 процентов всего экспорта проходило через Босфор и Дарданеллы, и соответствующий объем товаров поступал этим же путем от внешнего мира. Как только начнутся военные действия, не будет другого канала, другого места, где Россия могла бы обменяться рукопожатиями со своими союзниками — Англией и Францией; Архангельск зимой замерзал, Владивосток лежал на другом конце 5000-мильной железной дороги из Москвы, а флот кайзера намеревался блокировать Балтику.
Как раз в такое время России больше всего подходило бы иметь Турцию в качестве нейтрального гаранта проливов в Константинополе, но Турция под влиянием Германии — это совсем другое дело. Российский посол Гирс был настолько обеспокоен, что в один момент, вероятно по инструкциям из Москвы, пригрозил войной. Но затем отступил. Пока тянулись жаркие летние недели 1914 года, один за другим отступили все. Война в Европе представлялась немыслимой, но и даже если она начнется, Турция была слишком продажной и слабой, чтобы оказать заметное влияние на ход военных действий. Сэр Луи Маллет отправился в Европу на отдых.
Пока он отсутствовал — а это был последний беспокойный месяц мира, за которым последовало убийство эрцгерцога Фердинанда в Сараеве в конце июня, — Энвер и Вангенхайм готовили свои окончательные планы. Видимо, у Энвера было немного проблем с колеблющимися членами кабинета. Говорят, что он в разгар спора выкладывал на стол свой револьвер и предлагал остальным продолжать высказывать свои протесты. Талаат лишь наблюдал и выжидал. 2 августа, за два дня до того, как Британия предъявила Германии свой ультиматум, между Турцией и Германией был заключен секретный союз. Он был направлен против России.
Это еще не обязывало Турцию воевать, а в стране нигде еще не было реального ощущения состояния войны. Но вот в этой напряженной атмосфере последних часов мира в Европе произошел один из инцидентов, которые, хоть и не столь важны сами по себе, все-таки могут накалить и ухудшить ситуацию и окончательно подтолкнуть народы и правительства к точке, где они вдруг в порыве чувств решаются поставить на кон свою судьбу, невзирая на возможные последствия. Это был инцидент с двумя военными кораблями, которые Британия строила для Турции.
Чтобы понять важность этих двух кораблей, надо обратиться назад к ситуации 1914 года, когда военная авиация практически не существовала, а авто — и железнодорожная сеть на Балканах ограничивалась лишь несколькими крупными дорогами. Прибытие одного линкора могло одним махом создать превосходство над флотом противника и нарушить весь баланс сил среди малых стран. Имея российский Черноморский флот на севере и Грецию, ведущую переговоры с США о приобретении двух дредноутов, на юге, Турция
В каждом турецком городе к населению обращались с призывом сделать вклад в оплату этого проекта. На мостах через Золотой Рог были установлены ящики для пожертвований, в деревнях были предприняты особые усилия, и в конечном итоге не было сомнения в воодушевлении, с которым общество делало свой вклад в восстановление турецкого флота. К августу 1914 года в Армстронге-на-Тайне один корабль был построен, а другой должен был быть готов к отправке через несколько недель.
В это время — точности ради, 3 августа, накануне начала войны — Уинстон Черчилль, первый лорд Адмиралтейства, объявил туркам, что он не может отправить корабли, в интересах национальной безопасности эти два судна были реквизированы британским флотом.
Не требуется богатого воображения, чтобы представить себе возмущение и разочарование, с которым эта новость была встречена в Турции. Ведь деньги уплачены, кораблям были присвоены турецкие названия, а турецкие команды уже находились в Англии, ожидая момента, когда можно будет принять управление и доставить их домой. И тут вдруг провал. Редко фон Вангенхайму предоставлялась такая возможность. Он не терял времени и напомнил Энверу и Талаату, что всегда их предупреждал: британцам верить нельзя — и сделал ошеломляющее предложение: Германия возместит турецкие потери. Немедленно в Константинополь будут направлены два германских боевых корабля.
Последовавшие приключения «Гебена» можно изложить вкратце. Может, случайно, а скорее всего, с умыслом в тот судьбоносный день данный корабль находился в Западном Средиземноморье в сопровождении легкого крейсера «Бреслау». Это был линейный крейсер, недавно построенный в Германии, водоизмещением 22 640 тонн, с десятью одиннадцатидюймовыми пушками и обладавший скоростью 26 узлов. Он мог обеспечить превосходство над российским Черноморским флотом и, что еще более важно в данный момент, мог переплавать (но не перестрелять) любой британский корабль в Средиземном море.
Британцы о «Гебене» знали все. Какое-то время его держали под наблюдением, поскольку опасались, что в случае начала войны он атакует транспорты французской армии, направляющиеся на континент из Северной Африки. 4 августа британский главнокомандующий на Средиземном море сообщил Адмиралтейству в Лондоне: «Индомитейбл» и «Индефатигейбл» следуют за «Гебеном» и «Бреслау» в пункте 37°44' с. ш. 7°56' в. д.», на что Адмиралтейство ответило: «Отлично. Держитесь за ними. Война неизбежна». И весь тот день два британских линкора продолжали с короткой дистанции следить за «Гебеном». В любой момент они могли отправить его ко дну своими 12-дюймовыми пушками, но британский ультиматум Германии истекал лишь в полночь, и кабинет министров в Лондоне категорически запретил любые военные действия до этого срока. Ситуация была невыносимо мучительной. Черчилль вспоминал, что в пять часов вечера первый лорд флота принц Луи Баттенбург высказался ему в Адмиралтействе, что все еще есть время потопить «Гебен» до наступления темноты. Но ничего не оставалось, кроме как ждать.