Боргильдова битва
Шрифт:
Что за смысл в этом бытии? Или же он, как прежде, покидает огненные пределы, странствуя по землям, коим предначертано сгореть в его пламени?
Долго кружит Слейпнир над Муспеллем. Вынослив волшебный жеребец, но и его начинают оставлять силы. Всё чаще и чаще смотрит он на всадника, косит умным глазом, словно спрашивая — не пора ли поворачивать, хозяин?
Глубоко в небеса огненной страны ушли они. И вот — острая, как нож, чёрная скала внизу, и одинокая фигура на вершине. Сверху, из-за туч, спускается диковинный золотой луч, странный и неуместный
Вниз, мой Слейпнир, не бойся пламени. До урочного часа Рагнаради оно нас не тронет, и Локи пока ещё остаётся асом, ну или почти асом.
Но золотой луч… откуда он, что он такое?
Скакун ринулся с небес, и Сурт поднял уродливую голову, словно кто-то кое-как приткнул друг к другу чёрные уголья. Здесь великан пребывал в собственном, истинном виде.
Кто и зачем сотворил этакое чудовище?
Отца Богов хозяин Муспелля встретил лишь глухим рычанием. Старый Хрофт сделал вид, что ничего не услышал.
— Нет, я пришёл не за долгом, — проговорил он, делая шаг навстречу Сурту и держа Гунгнир наперевес.
— Гррруммм… — только и раздалось в ответ.
— Я готов простить тебе его и снять с тебя груз нарушенной клятвы, Сурт. За клятвопреступление придётся отвечать всем и каждому, никто не увильнёт, даже боги. Может, тебе неведомо, чем должно окончиться Рагнаради?
— Ведомо, — на Отца Богов дохнуло жаром. — Но я готов, бог Один.
— К чему? К неизбежной гибели от удара Мьёлльниром?
— Так велит судьба. Её не избегнуть никому, и тебе тоже. Мне предначертано сжечь мир, и я это сделаю.
— Ничто другое не влечёт могучего Сурта? Когда-то ты не гнушался зелёных холмов Хьёрварда. И тавлейной игры не гнушался тоже.
— Это было давно. Теперь мне открыто, что я должен совершить.
— Сжечь этот мир? — сощурился Отец Дружин. — И что дальше? Погибнут не только твои враги, но и все твои подданные, огненные великаны. Это твоя цель?
— Заплатить своей жизнью за жизнь врага — честный размен.
— Это так, — кивнул Старый Хрофт. — Но, быть может, тогда ты выслушаешь мою речь?
— Я выслушаю тебя, — мрачно сказал Сурт. — Ты гость, хоть и ас. Гость должен сказать, с чем пришёл.
— Я пришёл с вестью, что мир может сгинуть и без твоего пламени, владыка Муспелля. Твои собратья, инеистые великаны…
— Сложили новые руны? Мне ведомо это. Незримое прочим пламя, текущее сквозь Муспелль, поведало это мне.
(Комментарий Хедина: Старый Хрофт вновь пускается в разговоры. И упускает главное. Что за золотой луч, падающий на Сурта? Что за «незримое пламя, текущее сквозь Муспелль»? То самое, животворное, дарующее силы магам и способность дышать всем смертным
— Что ж, это твоё знание убережёт меня от излишней сухости в глотке от множества ненужных слов. Может, это незримое пламя поведало тебе и то, что узрели троллквинны сквозь эти руны?
Сурт долго молчал, то так, то этак поворачивая собственный меч и глядя на Отца Богов сквозь бледные языки пляшущего огня.
— Мне ведомо, что мир, как мы его знали, должен закончиться. Должен измениться, необратимо. К добру или к худу, я не ведаю. Я здесь, потому что обязан, потому что это — моё предназначение.
— Мир, как мы его знали, закончится, это верно. Семеро, идущие на нас, на всех, кто живёт в семи царствах, не собираются никого щадить. Сомневаюсь, Сурт, владыка Муспелля, что сжигание всего сущего в твоём пламени входит в их планы…
— Что нужно тебе, Отец Богов? — неожиданно прервал Старого Хрофта великан. — Я помню о своём долге тебе. И помню, что ты не стал его взыскивать. За то я тебе благодарен. Так что привело тебя в Муспелль? Сомневаюсь, что ты явился лишь затем, чтобы потолковать о судьбах мира.
— Я собираюсь сражаться, Сурт, как собирался сражаться и в день Рагнаради. Я поведу войско навстречу пришлецам. В нём есть место всем. В том числе и тебе, владыка Муспелля. Не думай, что я хочу приказывать тебе. Сражайся сам, как подсказывают тебе совесть и разумение. Только тогда твоё предназначение, как ты сам рёк, может исполниться.
Сурт выслушал молча, и уста его долго ещё оставались сомкнуты. Отец Дружин терпеливо ждал. Для того, кто дважды висел на ветвях священного древа, пронзённый собственным магическим копьём, это ожидание уже ничего не значило.
— Я приду, — вдруг просто сказал владыка Муспелля. — Моя судьба — это моя судьба, никто не сможет встать между мною и ей. Никто не властен по собственной прихоти менять предначертанное роком, что выше всех и всяческих богов. Я здесь, чтобы сжечь мир, бог Один, отец богов и владыка Асгарда, так же, как и ты здесь, чтобы сохранять жизнь всем его обитателям так долго, как это мыслимо. Мы с тобой братья, хотя и обречены сойтись в последнем бою.
— Спасибо за правдивые слова, могучий Сурт, владыка Муспелля. Мне жаль, что нам предстоит убивать друг друга.
— Не жалей, это воля судьбы. И ты, и я — всего лишь её орудия. Бессчётные годы сижу я на этой скале, в ожидании предсказанного дня. Всё остальное неважно.
— Но ты странствовал по Хьёрварду, — возразил Отец Дружин. — Неужели тебе не жаль его зелёных холмов, и привольных полей, и…
— Остановись, бог Один. Твои слова пусты. Не заставляй меня пожалеть о сказанном и о данном тебе обещании сражаться вместе с ратями Асгарда.
— Отчего, могучий Сурт?