Бородинское пробуждение
Шрифт:
Он отошел. На нас действительно уже поглядывали. Я направился к выходу.
Маленькая собачонка белым комом влетела в зал и понеслась с лаем кругами. Никто не обращал на нее внимания. Собачка подскочила к лакею, который стоял около стариков с подносом, запрыгала, завертелась, запуталась у него в ногах.
Поднос в руках лакея дрогнул, звякнули и сдвинулись бокалы.
– Что это ты трясешься, любезный? – строго сказал один из «столпов».
– Да уж Фиделька больно кусает, ваше сиятельство.
Белый пушистый Фиделька хватал лакея за ноги в своей собачьей игре, взвизгивал, грозно рычал.
– Эка невидаль – Фиделька кусает! – сказал «столп». – У меня полк под ядрами смирно стоял, а ты собачонки трясешься.
– Виноват-с, – сказал лакей с несчастным, дергающимся лицом.
Фиделька с рычанием, уже остервенело рвал его белые чулки.
Я вышел из зала и чуть не столкнулся с девушкой, со смехом бежавшей из боковой комнаты. За ней, поскользнувшись на паркете, выскочил юноша. Он еле удержался на ногах, тряхнул рыжеватой растрепанной головой, блеснул очками, улыбнулся и побежал дальше, оставив впечатление чего-то знакомого. В зеленой гостиной стояли хохот и крик.
– Этот фант Вяземского! Где Вяземский?
– Вяземский исчез!
– Он с Жюли, у них давно вышел фант целоваться!
– Целоваться! У него жена в Калуге!
– А это Александр Македонский! – закричали на меня.
– Македонский, хотите вина?
– Так где же ваш меч?
– Давайте ему фант!
– Надоело в фанты! Никто не исполняет!
Разгоряченные лица, улыбки, смех. Атмосфера бесшабашного, чуть ли не лихорадочного веселья. Всегда ли у них так?
– Друзья! – закричал адъютант Ванечка. – Давайте играть в скромные желания!
– Это как? Объясните!
– Вы называете скромное желание, пишете на фантах. Потом мешаем и тащим фанты. Кто вытащил свое желание, тому и сбудется. Кто нет, записывает снова свое желание рядом с другим, опять мешаем и тащим!
– А потом?
– Сначала надо записать желания! У кого карандаш?
– У Салтыкова почерк хороший, пускай записывает!
– А желание обязательно скромное?
– Какое угодно, только лучше пишите скромное, а то никогда не сбудется!
– Налейте Македонскому вина, штрафную!
Меня заставили выпить большой бокал крепкого сладкого вина. Голова пошла кругом.
– Кто там первый? Начинаем! Ванечка, твое желание! Говори быстрее!
– Мое скромное желание стать флигель-адъютантом, – сказал Ванечка.
– Неплохо! Куда хватил! – закричали все.
– Записываю. Следующий!
– Мое скромное желание дожить до ста лет, – сказал улан.
– И это недурно. Дальше.
– Мое скромное желание получить Георгия, – сказал приятель улана.
– А Андрея Первозванного не хочешь?
– Что скажет воспитанник альма матер?
Студент слегка покраснел:
– Да что ж, мне бы хоть доучиться.
– Вот это скромно! – закричали все. – Это уж скромно!
– А у тебя, Анетте?
– Пусть Миша мой вернется с войны с руками и ногами.
– Сибаев? Да у него такие ручищи, такие ножищи, что никакое ядро не отшибет! Что ж тут загадывать? Остальные говорите!
– Мне бы теткино наследство получить!
– Мне в картах удачи!
– У меня секретное! Сама напишу!
– А у меня нету желаний, ей-богу нету! Только нескромные!
– Да подождите вы! Не успеваю писать!
Поднялся гомон. Что-то неладное творилось у меня с головой. Я вышел в соседнюю комнату и прилег на диван. Неужели от вина? Вместе с каким-то скольжением пространства голова была ясна, но странно ясна. Сознание тянуло не то в даль, не то в полудрему.
Шум, смех за стеной. Внезапно внутреннее зрение как бы раздвинулось, все стихло, и передо мной появился адъютант Ванечка. Он был в том же мундире, но с серьезным, осунувшимся лицом.
– Мне не удастся стать флигель-адъютантом, – сказал он.
– Почему? – спросил я, не разжимая губ.
– Я буду убит через три дня в Бородинском бою. Сначала пуля попадет вот сюда, – он показал на плечо, – а потом картечью в грудь. Меня даже не подберут. Три дня осталось жить.
За ним появились улан со своим приятелем.
– Мне оторвет ногу, – сказал улан, – и я буду жить еще несколько лет на иждивении своей сестры воспоминаниями о двенадцатом годе.
– А он, – улан показал на приятеля, – он получил бы Георгия, ну, может, не Георгия, так Владимира. Ведь он отобьет знамя у дивизии Компана, но когда пойдет с этим знаменем на батарею, пуля догонит прямо в затылок. Наповал.
– Да ты не печалься, Алеша. – Он повернулся к приятелю. – Думаешь, доживать, как я, лучше?
– Я не печалюсь, – сказал приятель. – Мать только жалко.
Возник студент с малиновым воротником.
– А он всего только хотел доучиться, – сказал улан. – И то не выйдет. Легкое будет прострелено. Только и станет, что болеть да кашлять. Высохнет совсем… Тебя-то зачем в Бородино потянуло? – спросил он студента.
– Многие из университета пошли, – ответил тот, снова краснея. – Мы раненых выносили.
– Учились бы лучше, чем воевать, – буркнул улан.
– А остальные? – спросил я.
– Что остальные! Вот Анетте загадала, чтоб Миша Сибаев вернулся неискалеченный. Так его уж и на свете нет. Он вчера в арьергардном бою под саблю попал. Только известие еще не дошло… Кому-то, может, и повезет. Только, я думаю, во многих семьях этот год метку оставит…
– Берестов! – кричали за стеной. – Македонский! Куда подевался? Один не сказал скромного желания!
Я вскочил с мокрым холодным лбом. Что это было? Галлюцинация или прозрение?