Босиком по Нью-Йорку (сборник очерков)
Шрифт:
О-о, это священное, наполненное музыкой, слово «отпущен»! Кэбби получает «отпускной» документ. Он светится радостью, как выигравший крупную сумму в «Лото-миллион». Воистину королевским жестом протягивает старику Менделю два доллара за моральную поддержку. Он даже не обращает внимания на предупреждение, что если жалобщица объявится и предъявит уважительные доказательства причины своей неявки, то дело будет возобновлено. Стоящий рядом с ним кэбби-пакистанец похлопывает математика по плечу: «Счастливчик!».
А из комнаты номер три выходит другой «король» – Володя. Сжимает в руке квитанцию штрафа и достает из
Очередь продвигается быстро. Штрафы – двести долларов, триста, четыреста. Из грубых рук шоферюг купюры переходят по ту сторону стекла, восстанавливая законность, но очень часто нарушая справедливость.
2010 г.
ОСОБЕННОСТИ НАЦИОНАЛЬНОЙ ФЕНИ
Перед нами – законопослушный гражданин, причем весьма деликатный, я бы сказал, с оттенком той старинной русской вежливости, какую крайне редко доводится встречать вообще, а тем более, здесь, в Нью-Йорке. У него хорошо поставленный голос, правильная речь, лишенная словесного мусора, всегда безупречный внешний вид – костюм и галстук. Взглянув на него, подумаешь, что этот человек вращается в кругах, где предметом разговоров является исключительно поэзия, философия, живопись. И вдруг – громом средь ясного неба: «А по фене ботаешь?!»
Валерий Щукин более двадцати пяти лет работает переводчиком в судах Нью-Йорка. Он соавтор Профессионального и этического кодекса судебного переводчика США.
Во время судебных слушаний фигура переводчика почти незаметна. Пожалуй, переводчик – один из немногих, кто покидает судебный зал после вынесения вердикта безразличным. Впрочем...
– Представителю нашей профессии приходится сталкиваться с человеческим несчастьем, покалеченными судьбами. Оставаться к этому безразличным порою очень трудно, – делится Валерий. – Но если смотреть исключительно с профессиональной точки зрения, то судебный переводчик – это нейтральное существо, машина, если хотите – попугай, который во время слушаний не имеет права и выражением лица выказывать какие-либо эмоции, свое отношение к происходящему.
Недавно арестовали группу моих коллег с Брайтона. Наряду с переводами они изготавливали фальшивые документы. При обыске у них в офисе нашли печати и бланки различных учебных заведений России и Украины. Странно было видеть своих собратьев по ремеслу, идущих по коридору в наручниках. Ещё более странным, вернее сказать, глупым было возмущение арестованного владельца этой фирмы, который не нашел сказать судье ничего другого, кроме как: «Но ведь на Брайтоне почти все переводчики этим занимаются. Отчего же взяли именно меня?». На что судья, со свойственным многим американским судьям чувством юмора, ответил: «Ведь надо было с кого-то начинать».
– Валерий, расскажите, почему вы избрали эту профессию, и как начиналась ваша карьера в Штатах?
– В прошлом я преподаватель английского языка в Минском институте иностранных языков. Оказавшись в США, решил делать ставку именно на это. В начале восьмидесятых годов в Нью-Йорке судебных процессов с участием русскоязычных иммигрантов было куда меньше, чем сегодня. Однако нужда в русских переводчиках все же существовала. Я разослал резюме во все суды – федеральные, штатные, городские,
Судебный переводчик Валерий Щукин
ххх
Конец семидесятых- начало восьмидесятых было временем первого бандитского передела «русского Нью-Йорка», когда на Брайтоне затрещали одиночные выстрелы и начала литься кровь. Однако большинство преступлений, совершаемых тогда иммигрантами из «совка», были достаточно примитивны: кражи в супермаркетах, вождение машин в пьяном виде, драки. Не секрет, что из Союза власти умышленно выпускали людей с уголовным прошлым, чтобы они в США, как говорится, воду мутили. Серьезные преступления, как правило, связаны с большими деньгами, а таковых у наших иммигрантов в Нью-Йорке тогда почти не водилось.
«Русская стрельба» в Америке началась, когда в Штаты хлынул капитал из «новой» России. Редкие пистолетные выстрелы на Брайтоне сменились автоматными очередями. В Америке заговорили о «ворах в законе» и русской мафии, начались громкие судебные процессы. Разумеется, увеличился спрос и на русских судебных переводчиков.
– Валерий, известно, что американская юриспруденция достаточно сложная. Наверняка, в ней существуют такие понятия и термины, которые в советской, а теперь в российской правовой практике не встречаются. Как вы справляетесь с этой проблемой?
– Уверен, что ни один из русских переводчиков в Нью-Йорке не может сказать, что до конца знает все соответствия американской и российской правовой терминологии. Различий очень много, даже в мелочах. Конечно, легко сделать кальку с английского, но это не всегда правильно отражает суть. В сложных ситуациях я обращаюсь к работам Кони, к словарю Даля, к энциклопедии Брокгауза и Ефрона.
– Все это относится к юридическим терминам. Но ведь вам нередко приходится сталкиваться и с феней. Тут ни Даль, ни Брокгауз с Ефроном не помощники.
– Каждый русский судебный переводчик обязан знать уголовный жаргон и уметь максимально точно воспроизводить его по-английски. Одно неточно переведенное слово может порою решить исход дела. Помню, как на одном процессе, где подсудимые обвинялись в подделке 20-долларовых банкнот, прозвучало слово «бабло». Прокурор спросил у меня: «В русском языке слово «бабло» означает поддельные деньги, не правда ли?». Понятно, что обвинение было заинтересовано именно в таком переводе. Но я возразил: «Слово «бабло» вовсе не подразумевает, что это поддельные купюры. Этот жаргонизм соответствует американскому эквиваленту dough (тесто)». Я доказал это, тем самым поступив справедливо по отношению к подсудимому. Или другой случай: во время телефонного разговора, который агенты ФБР секретно записывали на магнитофон, подсудимый сказал: «Она пошла к мусорам». Я мог бы перевести просто – «пошла к полицейским», однако я дал более точный вариант: «She went to the pigs» – полицейских в Нью-Йорке на жаргоне называют pigs (свиньи).