Босиком по снегу
Шрифт:
– Не знаю, почему ты вдруг решил, что Алина – урод? Внешне она вполне нормальная девушка, только ведет себя как маленький ребенок. У олигофрении три разные степени выраженности. Так вот, у Алины легкая форма – это мне врач объяснила. Поэтому это заболевание не сразу и распознали, хотя в принципе диагноз ставится до трех лет.
– Значит, Наталья Лемешева узнала о заболевании Алины только после того, как получила опекунство?
– Да. Но она, похоже, тоже с приветом большим – видно, после пожара свихнулась. Еще бы – лишиться лица в прямом смысле этого слова! Бедная баба – врачиха сказала мне, что, когда она Лемешеву увидела, чуть сознание не потеряла от ужаса. У нее вместо лица жуткое месиво было – в общем, зрелище не для слабонервных. Так вот, после того, как ребенку поставили этот диагноз, Лемешева больше в поликлинике не появлялась – не поверила заключению и обиделась. Несколько раз врачи пытались силой девочку на диспансеризацию забрать. Приходили, стучали, грозили –
– Если Лемешева не верит в диагноз, значит, вряд ли стоит разыскивать их в каком-нибудь неврологическом санатории или центре. Где же их тогда искать?
– Понятия не имею, – устало вздохнула Соня, – может, действительно в каком-нибудь притоне? Лемешева не могла устроиться на работу из-за своего уродства, легко могла девочку вынуждать этим делом заниматься, чтобы было на что жить. Только если это так, найти их будет не так-то просто – ведь в «желтых страницах» телефоны и адреса подобных заведений пока не указывают, – Сонечка сладко зевнула, потянулась и игриво посмотрела на Михаила. – А ты знаешь, супчик очень вкусный. Рецепт дашь?
– Все очень просто, Сонечка, – довольный похвалой, просиял Крюгер. – Запоминай. Три стакана порезанного кубиками репчатого лука, будь он неладен, три ложки сливочного масла, немного муки, бульонные кубики, сыр, белый хлеб, черный перец, лавровый лист и соль по вкусу. Подобный набор продуктов есть почти у каждой хозяйки.
– Даже такой непутевой, как я, – рассмеялась Соня и вновь сладко зевнула. – Так, с ингредиентами разобрались. Но, если не возражаешь, о том, что со всем этим делать, ты расскажешь мне завтра. Уже поздно, не находишь? Нам пора ложиться спать.
– Иди, отдыхай. Я помою посуду и уберу со стола, – вскочив со своего места, воодушевленно сказал Крюгер и бросился к раковине.
– Спасибо, – сухо поблагодарила Соня, улыбнулась немного расстроенно и вышла из кухни.
Она рассчитывала, что Михаил немедленно присоединится к ней, но, судя по всему, Крюгер увлекся ролью домохозяйки и не заметил намека и легкого кокетства в ее словах. Так думала Соня, укладываясь в постель. Но Михаил думал иначе: он все прекрасно понял, мало того, работа посудомойщика его совсем не прельщала, но еще сильнее его не прельщала перспектива оказаться в данную минуту с Сонечкой в одной постельке. Соня больше не волновала и не возбуждала его – она раздражала своей покорностью и всепрощением. Нормальная женщина не тряслась бы в истерике, а треснула бы его по морде, расцарапала бы ему лицо, выставила вон! И хотя он был рад, что Соня простила его и не пришлось искать новое пристанище, но Михаил Крюгер был серьезно разочарован. И потом, Соня не дослушала рецепт его фирменного супа до конца! Истинная женщина ничего подобного себе не позволила бы, с остервенением соскабливая ножом прилипший сыр со стенок кастрюльки, обиженно решил Михаил, домыл посуду, выключил воду, убрал со стола, выкурил сигарету, намеренно оттягивая время, умылся и на цыпочках вошел в спальню.
Сонечка лежала поверх одеяла в одном белье и призывно смотрела на него.
– Я передумала спать, – жеманно сообщила она и погладила себя по бедру. – Было бы большим свинством с моей стороны не отблагодарить тебя по достоинству за твой удивительный кулинарный талант, Мишенька. Я испытала такое наслаждение, вкусив твой волшебный суп, что просто не могу уснуть!
«А она вроде ничего так», – по-новому взглянув на Сонечку, подумал Крюгер, в мгновенье ока избавился от одежды и оказался рядом с женщиной, покорно ожидая от нее заслуженной благодарности.
Она уснула первая, а он долго смотрел на ее спокойное умиротворенное лицо и потрясенно пытался осмыслить – что же произошло несколько мгновений назад? Их первая ночь после расставания была сумбурной, скомканной и скупой, слишком много было выпито, слишком много слов было сказано – неловкое прошлое мешало расслабиться. Но сегодня Сонечка поразила его. Она вела себя непредсказуемо, играла с ним в кошки-мышки, дразнила, доводила его до пика возбуждения и, когда он уже был готов к разрядке – ускользала. Он терялся, злился, но, черт возьми, ее игра нравилась ему! Ничего подобного он не испытывал ни с одной женщиной. Возможно, именно такую партнершу он искал всю свою жизнь, думал Михаил, и вот наконец нашел в лице женщины, которую, казалось, знал наизусть, но так и не оценил и с легкостью оставил много лет назад, променяв ее безграничную любовь на сытую и свободную жизнь в другой стране. Ему было невыносимо стыдно за свой поступок. «Девочка-тень», так называл он ее когда-то, затуманила его мозги и оказалась далеко не так проста, как он всегда считал. Хотя, возможно, у Сонечки были хорошие учителя по этому деликатному предмету, предположил он не без ревности, но вскоре сам же опровергал эту неприятную версию. Михаил знал, что даже самые опытные инструкторы, к коим он себя не без гордости относил, не в состоянии обучить женщину интуиции, чувственности и сексуальности в постели. Все эти тонкие материи заложены в
– Жалкая обманщица! – с презрением прошептал он и закрыл глаза. Засыпая, он почти ненавидел ее, эту светловолосую женщину, утомленную и растрепанную от его жарких объятий и страстных поцелуев, женщину, которая всего несколько минут назад довела его до пика наслаждения и свела с ума.
Он проснулся ближе к полудню, бодрый, свежий и равнодушный. Голова его была пуста – без обид, ненависти, страсти и прочих глупостей. Ночные путаные мысли и терзания – теперь, на фоне сегодняшнего яркого морозного дня, слепящего глаза зимним солнцем и искрящимся снегом, – казались ему чем-то невероятным и бессмысленным. Копаться в тонкостях Сониной личности и души ему больше не хотелось. Прошлое и настоящее он решил оставить в покое и как следует подумать о будущем, своем будущем, которое на данный момент не сулило ему ничего хорошего.
Дружески поцеловав Соню в щеку – сориться с женщиной он не собирался, ведь только она одна могла помочь ему спастись, – Михаил встал и, весело насвистывая, направился в душ.
Глава 17
Давно забытое прошлое
Как несправедлива жизнь, думал майор Анин, с грустью разглядывая мутный осадок на дне своей рабочей керамической кружки, украшенной божьими коровками и разноцветными бабочками. Влив в себя остатки приторной смеси, Анин тяжело вздохнул и встряхнул для убедительности жестяную банку «Нескафе» – ни звука. Кофе кончился. Разодранная пачка со слоном тоже оказалась пуста, и этот печальный факт вырвал из его души очередной удручающий вздох – чай кончился тоже! Денег на кофе и чай не было, и на этот раз Сергей Петрович даже не удосужился проверить данное утверждение – он это прекрасно знал. Полная безнадега! Утолить жажду и взбодриться – нечем и не на что. Но даже это ужасное стечение обстоятельств было мелочью по сравнению с тем, как незаслуженно с ним обошлась его жена. Семейная жизнь Анина стремительно катилась под откос. Но почему? За что? В чем он, собственно, провинился? «Что только надо этой мегере для счастья?!» – с тревогой задавал он себе вопрос, на который не находил ответа. Пока не находил. Мысли разбегались, сосредоточиться не получалось, и тут в памяти отчетливо всплыл эпизод последней ссоры с женой, ее лицо, полное негодования, обида, злость и тапочки, которые он по дурости сунул в сумку, когда в шутку собирался покинуть супругу, тапочки с дыркой в районе большого пальца, страшные, как атомная война, и удобные, как сиденье «шестисотого» «Мерседеса». Воспоминание о ссоре и тапках, символе домашнего очага, расстроили Анина окончательно. Но Сергей Петрович недаром носил звание майора и являлся старшим следователем прокуратуры. Анализ был его коньком, и тщательный разбор семейной драмы привел майора к удручающей мысли, что он сам был виноват в том, что его так бесчеловечно выставили вон из дома. «Тапки!» – с ужасом осознал он. Тапки были истинной причиной его несчастья. И зачем он сунул их в сумку? Ведь именно это привело его жену в бешенство, и она бросилась звонить маме. Какой же он был дурак! На глаза Анина навернулись слезы отчаяния, он бросился к сумке, вытащил любимые тапки и решительно направился в туалет, чтобы выкинуть, к чертовой матери, в помойное ведро виновников последней ссоры с женой. Не успел Анин выйти из кабинета, как в дверях столкнулся с криминалистом Левченко, который явно направлялся к нему.
– Сергей Петрович, а чего это у вас? – разглядывая прижатую к груди потрепанную пару домашней обуви, спросил криминалист.
– Улика! – от неожиданности брякнул Анин, слишком громко и слишком взволнованно.
– А-а… – задумчиво протянул Левченко, но, к счастью, уточнять ничего не стал и затолкал Анина обратно в кабинет. – Вот, – усадив майора на стул, многозначительно сообщил Георгий и сунул под нос следователю бумагу. – От баллистиков тебе привет. Короче – сюрпрайз, блин. Во-первых, по трем убийствам все подтвердилось. Но это пока цветочки. Пистолетик, найденный в номере у Крюгера, проходит еще по одному делу!
– Еще один труп? – испугался Анин. – Четвертый?
– Да, но ты не пугайся так, все гораздо хуже, чем ты можешь себе представить.
– Спасибо, утешил, – с издевкой поблагодарил Сергей Петрович и сунул тапки под стол.
– Не за что, – улыбнулся Жора. – Короче, рассказываю. В 1987 году, то бишь, хрен знает сколько лет назад, из этого пистолета грохнули одного криминального товарища, дело так и не раскрыли. Придется тебе в прошлом основательно поковыряться и выяснить, каким образом пистолетик ТТ, засвеченный много лет назад, всплыл в настоящем. Желаю удачи и отчаливаю – работы полно. Кстати, кофейку не одолжишь? Пить очень хочется.