Ботаники не сдаются

Логвин Янина

— Его фамилия Воробышек, Оль. Что ты папе сказала?

— Что он меня напугал. Развалился у тебя в спальне, как у себя дома. И он слишком смазливый тип — этот Ванька! И вообще! — Лялька обиженно поджимает пухлые губы, сердито вздыхая. Ну, конечно, ей хочется узнать: что же такого интересного мы делали с этим смазливым типом в лесу? Особенно после того, как она застала меня перед Воробышком в одном бикини. Но это любопытство Ляльки я вряд ли утолю.

То что мы делали, принадлежит только нам. А может быть, совсем

скоро будет принадлежать лишь мне одной, если Ванька вычеркнет меня из своей жизни.

Я не отвечаю сестре. Надеваю кеды, беру ключи, и Лялька пихает Сердюкина локтем в бок.

— Котэ, скажи! — требует действия от Костика, и тот послушно сообщает, грозно выпятив подбородок.

— Катя, ты как хочешь, а я ему не доверяю!

Смешные. Я открываю дверь и оборачиваюсь, чтобы кинуть на парочку грустный взгляд. Как будто от их доверия или недоверия что-либо зависит.

— Он хороший парень — Ванька. Понятно вам? А моя личная жизнь никого не касается! Марш в свой склеп, счастливчики! Не доверяют они…

Мы встречаемся с Воробышком, надолго пропадаем друг в друге и репетируем танго. Сегодня это одновременно сложно и захватывающе. За ночь и длинный день мы успели соскучиться и позволяем себе больше откровения. Под взглядом Женьки кожа горит от прикосновений на грани пристойности и, кажется, Ваньке так же, как и мне, трудно себя контролировать. Но наш наставник требует еще свободы и направляет танец. У нашего танго уже есть рисунок и характер. За этот короткий период я научилась многому и, конечно, в том заслуга моих учителей, для которых танец совершенно точно часть жизни.

Теперь мое тело послушно мне, и я больше не стесняюсь тела Ваньки, его смелых рук и горячего тепла груди, но между нами невидимой стеной пролегла вина и всякий раз, когда Воробышек стремится навстречу, мне нужен вдох, чтобы ответить. Я не могу избавиться от мысли, что все это для меня скоро закончится.

Пожалуйста. Пожалуйста! Мне только нужно признаться ему и все рассказать. Что бы ни было я должна решиться, иначе он все равно узнает о споре от других.

— Катя, скажи мне, что случилось? Что тебя гложет? — Сестра Воробышка — Женя останавливает меня в пустом танцклассе, когда Ванька уходит в раздевалку, и поворачивает к себе лицом. — Катя, — говорит тихо, найдя мой взгляд, — я же вижу. Это Ваня ничего не замечает вокруг, но не я.

Мне вдруг становится нехорошо. Я так пугаюсь, словно девушка каким-то образом смогла заглянуть в мою душу и разглядеть ее темный секрет.

— М-меня?

— Да, тебя, Катя. Скажи, Ваня тебя чем-то обидел? Может, невольно? Все твои движения и взгляды говорят не о встрече, а о расставании. Отдаваясь рукам партнера, ты словно прощаешься, и я не могу понять почему? Почему ты не откровенна с ним до конца?

Во время репетиции в какие-то моменты я замечала, что Женя хмурилась, а ее серые глаза смотрели особенно пристально, но не ожидала, что она сможет увидеть

так много.

— Нет, что ты! Конечно же, не обидел! — я пробую улыбнуться, но какой там! Уголки губ, дрогнув, выдают меня. — Он замечательный парень, самый лучший! Просто…

— Просто что?

Я так устала держать все в себе — упреки, сомнения, глупый спор! Так устала! А девушка смотрит с таким участием…

— Катя?

…и тайна бунтует во мне и вырывается наружу с громким всхлипом отчаяния и раскаяния. Я накрываю пылающие щеки ладонями и признаюсь:

— Я поступила ужасно, Женя! Все, что я сделала — большая ошибка! Я не должна была знакомиться с Ванькой! Только не так! А как теперь все исправить, не знаю!

Я выпаливаю девушке новость о споре и только к концу замечаю, что Женька стоит неподвижно. Смотрит поверх моего плеча и я, даже не оглянувшись, уже понимаю, что увижу его. Осталось стремительно обернуться.

Так и есть — он, Воробышек. Застыл в дверях высокой широкоплечей фигурой и смотрит на меня — с изумлением в синих глазах, сквозь которое уже проглянул холод.

— Ваня? — я хочу сделать шаг к нему… и не могу. — Ваня!

Дверь хлопает так оглушительно, что, кажется, обрывает во мне саму жизнь. Надежда крошится ледяными осколками и попадает в кровь. Нет!

— Ваня!

Слезы бегут по щекам, и рвется душа, когда я бросаюсь за ним — сначала в холл, затем на улицу. Но мотоцикл срывается с места еще стремительнее, сделав безумный дрифт задним колесом.

— Стой, сумасшедшая! — Женька догоняет меня и останавливает за плечи. — Отпусти его сейчас!

— Он же разобьется!

— Пусть только попробует! Я с него собственноручно три шкуры спущу!

— О Господи, Женя! — я сжимаю свои виски, глядя на девушку с ужасом. — Что же я натворила! И что теперь будет?!

Меня обнимают ладони, очень мягко, и Женька прижимает мою глупую голову к своему плечу.

— Все хорошо будет, слышишь! Ты ему очень дорога, я же вижу. Дай время, я сама с ним поговорю. Мы все совершаем ошибки, главное, хотеть их исправить.

— Нет, он меня ненавидит! А еще сказал, что не простит.

POV Воробышек

Черт! Черт! Черт! Плечи вжаты в мотоцикл, ветер рвет одежду, и дорога подо мной летит бесконечной узкой лентой, петляет зигзагами, уводя далеко за город. Никаких мыслей, никаких сожалений, все оборвалось и закончилось в один миг. Все.

Я возвращаюсь домой под утро и, если бы не обещание матери закончить этот чертов год, наплевал бы на универ и убрался из города. А так тащусь в адово пекло, не разрешая себе думать.