Ботфорты капитана Штормштиля
Шрифт:
И еще вспоминал Тошка о белом конверте с необычным адресом. О том самом конверте, который бросила Кло в почтовый ящик на углу Якорной улицы.
Она писала письма своему отцу. Никто не передаст их ему, даже когда он вернется домой. Они ведь без адреса, и фамилия не указана. Письма будут складывать где-нибудь в почтовом отделении, хранить в пыльном ящике стола. А потом, когда выйдет срок хранения, их сожгут.
Тошка подумал о том, что в следующем письме Кло наверняка напишет отцу о драке возле Горки и о том, как они спина к спине сражались с шайкой фиолетовых. И еще, что он, Тошка, здорово дрался и не струсил, хотя врагов было вдвое больше. К тому же очень нечестных врагов. Да, жаль, что такое письмо не дойдет
Именно после этого случая у Тошки родилась идея: написать письмо капитану Штормштилю. Это была отличная идея. Ведь когда спрашиваешь человека о чем-нибудь в разговоре, ответа ждешь сразу, тут же. А ответ на письмо имеет право прийти не скоро. Или даже не прийти никогда...
Тошка сбегал домой, принес тетрадку и чернила. Он придвинул ящик к колченогому столику, соседу банкетки, сел и задумался. О чем писать Штормштилю в первом письме? И где сейчас может быть капитан? Вероятно, где-нибудь далеко. У вечнозеленых островов Фиджи или, может быть, наоборот, в прибрежных водах ледяной Гренландии. Его клипер гордо несет белую громаду парусов, острый форштевень режет незнакомые воды, и пенный след за кормой медленно растворяется в вечернем тумане.
Тошка расправил ладонью лист бумаги и, обмакнув перо в чернильницу, вывел:
«Попутного вам ветра, капитан Штормштиль| Уже прошло без малого четверо суток с тех пор, как вы впервые бросили якорь у волнореза, того самого, что за мужским пляжем «Освода» * . К вечеру ветер усилился, и я понял, что вы не преминули воспользоваться им. Весьма сожалею, что не успел пожелать счастливого плавания вам, капитан, и вашему красавцу клиперу. Клянусь бородой Нептуна, мне не приходилось встречать посудину более быстроходную, чем «Фантазия». Ставлю сотню дублонов против дырявой лиры, она обойдет на два корпуса любое судно, болтающееся по морям и океанам от Пирея и до Икохамы. Как чувствует себя ваш юнга? Он дьявольски напоминает мне одного человека. Я мог бы побиться об заклад, что они родные брат и сестра. Ее зовут Кло. Она дочь капитана Борисова. Вам никогда не приходилось встречать его, Штормштиль? Это храбрейший и благороднейший из моряков. Он пропал без вести на войне, но его ждут и верят в то, что он жив. И даже пишут ему письма. Прошу вас, капитан, сообщите всем вашим друзьям во всех портах мира, может, кто из них знает о судьбе этого отважного человека? Может, он нуждается в помощи? Я рассчитываю на вас, Штормштиль...»
Освод — добровольное спортивное общество спасения на воде.
Тошка писал быстро, почти без помарок. Он не глядя, со стуком макал перо в непроливайку и, не очень обращая внимание на грамматику, выводил строчку за строчкой. Тошка рассказал о Борисове все, что знал. И о женщине с Грустными Глазами и, конечно уж, о Кло. Письмо было выдержано в лучших традициях тех растрепанных книжек, ради которых он пренебрегал «Бежиным лугом». Тошка говорил с капитаном на международном языке литературных героев, чьи судьбы родились под переплетами романов сэра Роберта Льюиса Стивенсона.
Потом незаметно для себя Тошка поведал Штормштилю печальную историю Бобоськи. Рассказал о пройдохе Скорпионе, Сушеном Логарифме и мрачном глухонемом красильщике, который не столько красит, сколько хлещет «изабеллу» и дрыхнет на пляже под шлюпками.
Письмо получилось длинное, страниц на шесть. Тошка даже удивился, как он его осилил. Когда задавали на дом сочинение на две странички, он пыхтел над ним полдня. А здесь — чуть ли не всю тетрадь исписал.
Конверт Тошка склеил из твердой оберточной бумаги. Написал адрес: «Африка. Свободный порт Танжер. Вручить лично капитану Штормштилю по прибытии в гавань клипера «Фантазия». Потом подумал и, прочертив внизу конверта жирную черту, добавил: «Обр. адрес: Старая гавань. Шкиперу А. Тополькову».
Оставалось придумать последнее: куда опустить письмо? В почтовый ящик, как это делала Кло? Нет. Зашлют еще письмо в Танжер и будут искать там клипер «Фантазию». Или, чего доброго, вернут в Старую гавань, и боцман Ерго спросит насмешливо: «Это ты, что ли, шкипер, олан? Как я раньше не заметил твою поседевшую от штормов бороду». Нет, лучше уж не в почтовый ящик, лучше как-нибудь в другое место.
Тошка думал, машинально скользя взглядом по стенам подвала. Узкий коридор, по обе стороны которого шли отсеки-чуланчики, упирался в сплошную кирпичную перегородку. Под самым потолком виднелись какие-то узкие щели.
«Вентиляция, наверное, — подумал Тошка. — Вот туда и опущу письмо».
Он посмотрел на плотный, аккуратно заклеенный конверт и, вздохнув, приставил к перегородке заляпанную известкой стремянку.
Забравшись наверх, Тошка сунул руку в одну из щелей. Щель оказалась глубокой, рука вошла в нее до самого локтя.
«Ничего себе стена! — удивился Тошка. — И в середине еще пустая. Видно, и вправду здесь вентиляция проходит».
Он вынул из-за пояса письмо и сунул его в щель. Подтолкнул пальцем раз, другой. Наконец почувствовал, что письмо чуточку перекосилось и через секунду исчезло.
«Ну и ладно, — убеждал себя Тошка. — Пусть это всего лишь щель в стене. Разве письма пишут только для того, чтобы получать на них ответы? Разве главное — ответ? Есть письмо, а значит, капитан Штормштиль продолжает жить и мы с ним еще о многом поговорим...»
Он стряхнул с коленок пыль и поставил стремянку на место. Теперь можно было отправляться домой, небось его давно уже ждут обедать.
Глава 8. Запах южного ветра
Ветер гнал с моря круто сбитые облака. Они бесшумно скользили по блестящему синему стеклу неба. Ветер рождался где-то очень далеко. Может, в Турции, а может, и еще дальше. Если закрыть глаза и подставить ветру лицо, сразу же начинаются удивительные вещи. Можно услышать печальный звон караванных бубенцов, протяжные песни бедуинов, тяжелые вздохи океана, гудки заблудившихся в тумане кораблей. Можно уловить запах цветущих тамарисков, нагретых тропическим солнцем атолловых лагун, запах просмоленной пеньки и ржавого железа. Мало ли что может принести с собой порывистый южный ветер, летящий из далеких и таинственных краев.
— Ты что это принюхиваешься?
Тошка открыл глаза. Перед ним стояла Кло и насмешливо щурила голубые глаза.
— Ветер нюхаешь, да?
— Нет... почему же ветер?.. — смутился Тошка.
— А я вот люблю нюхать ветер, — неожиданно сказала Кло. — Ты знаешь, чем пахнет южный ветер?
— Не-ет... Не знаю.
— Эх ты! Южный ветер пахнет дальними странами. В них живут веселые люди. Все как один моряки, смуглые от загара и со здоровенными кулачищами.
— Почему здоровенными?
— А когда здоровенные кулаки, не надо драться лобаном. Какой хороший был лобан... — Кло вздохнула. — Вкусный, наверное. Вкуснее морского петуха. Ты любишь жареных морских петухов?
— Нет. — Тошка почувствовал, что начинает злиться.— Я люблю петухов, которые с перьями.
— А я морских... — Кло зажмурила глаза, подставила лицо ветру. Она стояла, чуть приоткрыв маленький рот, ее длинные черные ресницы подрагивали. — Ты слышишь: кричат люди, с треском рвутся паруса, ветер несет беду...— Она открыла глаза. — А однажды ночью ветер унес от Старой гавани фелюгу. В ней сидел человек, которого обманули злые и жадные люди. Он был капитаном, самым знаменитым капитаном на всем Черном море! Сейчас почти никто уже не помнит, как он выглядел, ничего не осталось от него, даже фотографии. Все унес ночной ветер.