«Боярское царство». Тайна смерти Петра II
Шрифт:
— Отчего же уж свинства? — кокетливо повернулась княжна. — Не все такие.
— Да оттого, что так было! Пришлось Петру Алексеевичу на ассамблеях вывешивать объявления, и какие! Приходить на ассамблеи «мыту и бриту старательно, голодну наполовину» и яства употреблять умеренно. А о женском поле было написано: «На прелести дамские взирать не с открытой жадностью, и руками действовать остерегаться… Пьяну быть тоже умеренно». К тому же у Меншикова была удивительно счастливая физиономия, он вселял в царя радость.
Они поднялись на второй этаж. Катерина поддерживала подол своей юбки, а думала об одном: когда предсказатель
Одна комната являла собой библиотеку, и какую! Множество книг с нерусскими названиями, с дорогими кожаными переплётами покрывали стены. Она прочитала лишь два — Гюйгенс «Происхождение видов и сущностей» и народная легенда о Фаусте. На столе стояли глобус и какие-то таинственные приборы.
Брюс повёл гостью в круглую залу. На стене выделялся крупный барельеф на лазурном фоне. Княжна не без труда разглядела в центре птицу с распростёртыми крылами, некую раковину и, кажется, рыбу…
Как сказал граф, сие означает рождение жизни на Земле: в центре птица, вокруг — волны света, внизу — рыба. А от клюва птицы идёт в стену что-то вроде отверстия, но куда оно ведёт?
— Это, Катеринушка, вещая птица. И когда бывают особенные лунные дни, в определённой фазе, вещает та птица умные слова. Как Дельфийский оракул.
— Что такое Дельфийский оракул?
— А это, гуте медхен, в Древней Греции такое место… Город Дельфы… и храм… Туда могли войти только жрецы и жрицы-пифии, которые говорили пророчества приезжавшим отовсюду людям… Оракул… — Тут Брюс остановился, хитро подмигнул княжне и продолжил: — Слов было не разобрать, так как под храмом бурлила вода, подъём случался из-за перепадов в высоте… Быть может, из расщелин поднимались ядовитые испарения… Каждый как хотел — так и понимал пророчества.
Уж не похоже ли это на его, Брюсовы, предсказания? — подумала Катерина.
Яков Вилимович дунул на шандал, оставив лишь одну горящую свечу, а сам удалился. В полутьме обозначился чёрный глобус со светящимися дырочками — то был небесный свод. Неужели княжна услышит оракула? Ей становилось не по себе, однако она умела преодолевать страхи…
Послышался глухой и низкий голос, точно вещала та птица с распростёртыми крылами:
— Отцы владеют детьми… Не знают, что в мире царят страсть и власть… Что выше тех страстей — Ум и Знание. Любовь к знаниям освещает путь. И ещё — негасимая сила любви… Чаша Грааля — источник Знаний. Она же цель опытов и экспериментов… В мире тысячи веществ, только надо найти путь их соединения, что с чем надо связать, чтобы образовать золото…
«Чему отдать предпочтение? — Катерина думала о своём. — Красавчику Миллюзимо или императору?.. Остаться в Горенках или бежать за австрийцем? Что нагадал ей Брюс в прошлый раз там, в Летнем саду?.. Тогда были красивые слова, что-то вроде: ветры небес танцуют меж вами… Меж мной и Миллюзимо?..» Ах, она уже позабыла!
…Полная трепета, спускалась Катерина по лестнице со второго этажа.
Брюс молчал, загадочно глядя на княжну, словно читая её мысли. Показал два соседних домика: в одном он пишет, спит, работает, в другом делает опыты по алхимии, а вон тот, кирпичный, — обитель его супруги Маргариты Мантейфель. Каждый из них живёт в своём доме и своей жизнью.
— Так что же, значит, любовь умерла?
— Разум — альфа и омега, без него мы — насекомые…
Катерина задумалась: значит, не следует ждать Миллюзимо? Батюшка давно твердит: не знаешь ты своего счастья, Катерина, ежели ум есть (а он у тебя есть), судьбу и нашу и свою порешишь.
Теперь можно было завести речь и о Пелагее. С дядиной помощью. Встретились они возле конюшни — у Брюса было не менее двадцати лошадей, конюшня великая. Сделка состоялась: Брюс отдал Пелагею в обмен на самого резвого коня (знала бы княжна, какую мрачную роль в её жизни сыграет эта девка!).
С мрачным лицом шла Пелагея к карете. Что поделаешь? Она не забыла того, что устроила Катерина, как разлучили её с Миколой…
В подмосковных лесах и парках
Никто не мерил по линейке Москву и с помощью циркуля не чертил на ней улицы, она сама по себе росла и ширилась, как блин, как шар, как колобок, что по сусекам скребён и на сметане мешён. Кругами, кольцами строилась Москва. Мало того — и в подмосковных местах образовался круг, в котором цвели и благоухали барские усадьбы. Они лежали кольцом, похожие на драгоценные бусы: усадебные дома, имения, парки, один за другим: Кусково — Горенки — Глинки — Отрадное — Никольское… Голицыны, Шереметевы, Долгорукие, Оболенские…
Наташа Шереметева гуляла по парку в Кускове, вспоминая Ивана Алексеевича, их встречу на Невском, возле Новодевичьего монастыря. Известно, что мысли передаются на расстоянии, ежели двое думают в одном направлении. Так же грезил о своей умной Наталье князь Иван, отправившись в сторону кусковского леса. Благо недалеко от их усадьбы Горенки. Шёл незаметно, хоронясь за деревьями, поглядывая в сторону дворца… «Люба моя, что тебе стоит? Вышла бы погулять…»
С некоторых пор князя будто подменили — не бегал более за юбками, не устраивал пирушек и чувствовал ответственность за молодого царя. «Фаворит — первый человек при царе, — говорила Наташа, — так что помогай Петру Алексеевичу». И князь выходил из-под власти тщеславного своего отца и не раз высказывал недовольство. Понимал, что надо бы в Петербург, довольно уж в Москве они сидели, а дело Великого Петра требует пребывания в Северной столице. От Елизаветы, которая ещё недавно была ему люба, отстранялся, корил её за то, что очаровала царя, готова сутками с ним быть на охоте.
Но вгляделся в боковую аллею — и узнал Наташу! Сопровождаемый чёрно-белой борзой, остановился как вкопанный. Не объятия, не поцелуи, не любезности выказывали они друг другу, а только глядели и глядели в глаза.
Кто там скачет вдоль Большого пруда? Если брат Наташи, надо скрыться. Свидание получилось короткое, почти без слов, но взгляды сказали многое. Однако, увидев вдали фигуру Петра Шереметева, князь заторопился и исчез за деревьями.
Возвращаясь в Горенки, подумал о том, что Шереметева сходна с сестрой императора, даже имена у них одинаковые. Надо бы навестить Наталию. В Горенках между тем вовсю старался его отец. Старый князь был одержим мыслью, как залучить (заманить. — Ред.) к себе государя на долгие охоты. Подновляли мебель, чистили полы и стены, хлопали ковры и шкуры… Иван Алексеевич поглядел на старания отца, помрачнел и решил немедля ехать в Москву.