Бойцы моей земли (Встречи и раздумья)

Федоров Владимир

Зрачки расширяло от страха, И губы сводило виной, Таилась трусливая птаха Под смелостью этой шальной… Итак, поломала немало В разгуле своей пустоты. Цветы поливать перестала. За что ты казнила цветы?

Зорок глаз поэта, глядящего прямо в сердце. Он–то давно

знает, что «строчки с кровью — убивают, нахлынут горлом и убьют!» и что настоящее чувство «не читки требует с актера, а полной гибели всерьез» (Борис Пастернак). И лирический герой Луконина не в силах спрятать своей обжигающей боли:

Я, оглохший. И спящий город. Стоим вдвоем, ни взад, ни вперед. Я — Открыв удушливый ворот, Он — С открытыми ртами ворот. Мне тяжело. И если правда, Что поэзии это сродни, То бросить стихи обязательно надо: Слишком дорого стоят они.

Да, слишком дорого. И все же на то ты и истинный поэт, чтобы не бросить. Есть, есть на свете синяя «отдушина» — это твоя родимая Волга, твои друзья–фронтовики в самом высоком значении этого слова.

Слышишь, туда, где в далеком году я под огонь добровольно иду!

Мерять все в жизни высокими идеалами фронтового поколения — это закономерно для Михаила Луконина.

У САМОГО ДОНА

Хорошо, когда зрелый мастер годами работает над большим полотном. Читатель понимает и терпеливо ждет обещанной встречи. Но разве плохо, когда писатель в расцвете сил каждый год радует читателя новыми самобытными произведениями?

С первых же строк повесть «Эхо войны» Анатолия Калинина увлекает яркостью красок, неподдельным драматизмом, живыми характерами. Писатель точно и беспощадно вскрывает корни частнособственнической психологии стяжателей Табунщиковых. Вот сама Варвара Табунщикова, вдова кулака. На первый взгляд — расторопная, домовитая хозяйка, мать троих детей. Разве что виноградным вином приторговывает… Но война вскрывает ее бесчеловечное нутро. Стяжатель в чрезвычайных обстоятельствах легко может обратиться в предателя.

Варвара жадничает, даже когда кормит блинами советских солдат–разведчиков с тайной целью оттянуть время и спасти связанного сынка — полицая Жорку. Прежде всего холодный расчет. Во всем и везде. А чуть подоспел ее старший сын Павел с немцами, Варвара, не задумываясь, выдает им советского разведчика, спрятавшегося в сарае. Она может спасти из огня собственную корову, но не солдата–освободителя. Это волчица. Недаром Варвара отчужденно смотрит на наши наступающие войска и даже про

себя их называет русскими. Табунщиковы — отщепенцы.

— Какие, Шура, наши? — обрывает она внучонка.

Когда Варвара с корзиной, полной харчей, пробирается степью к сынам–полицаям, расстреливающим советских солдат из пулемета, эта стяжательница забывает на минуту даже о сыновьях. Ее прельщают на убитых шинели, которые можно потом перекрасить и сбывать на толкучке. Где предательство, там и мародерство. Волчица есть волчица. На ее глазах сыновья мучают преданного ею разведчика Алексея, на ее глазах Павел, старший сын, убивает брата этого разведчика — лейтенанта.

Недаром потом советский следователь бросает в лицо Варваре:

— Ну ты, старая сука, ты моей матери не тронь, ты даже этого имени «мать» не смеешь касаться.

Есть в повести настоящая Мать, мать двух погибших от руки Павла братьев — солдата и офицера. Это старая сельская учительница, человек большой, светлой души. Она долго ищет после войны могилы своих сыновей и наконец находит их на хуторе Вербном. В хату Варвары, думавшей, что ее злодеяние недоказуемо и забыто, старая учительница входит, как само возмездие. Эта сцена написана с потрясающей силой. Образ старой учительницы невозможно забыть.

«…Странные были у этой женщины глаза. То ли потому, что стекла очков так увеличивали их, казалось, что из этих серых больших глаз и состояло все ее лицо, и взглядом своим они втягивали человека в себя, как втягивает глубокая воронка посреди Дона. И самое странное, что Варваре показался чем–то знакомым этот взгляд, хотя она твердо знала, что встречается с ним впервые в жизни.

…Две серые воронки за стеклами очков, потемнев, с бешеной скоростью закружились перед лицом Варвары и потянули ее в свою беспощадную глубину. Она уже узнала.

— Нет! — крикнула она, отступая от этой маленькой женщины в очках. — Ничего я не знаю! Нет!»

Варвару разбил паралич. Но даже бессильная, парализованная, она приносит несчастье в семью своей младшей дочери Ольги и ее мужа, бывшего солдата. Ольга — это молодой зеленый росток у черного, обгорелого пня. Она росла чужой в семье Табунщиковых, не пошла в Павла и Жорку, ставших в войну зверствующими полицаями.

В повести Анатолия Калинина, как в народных былинах и сказках, торжествует добро. Словно легенда, входит старая учительница, мать двух героев, в хутор Вербный и остается в нем жить. «Она каждый раз проходит мимо дома, где лежит разбитая параличом та, другая женщина, которая предала ее сына врагам на смерть и за это теперь сама приговорена людьми больше, чем к смерти».

Думайте, матери, как бы обращается автор к женщинам, кем вырастут ваши дети, какие семена вы посеете в их ребячьих душах…

«Эхо войны»… Название повести объемнее, чем оно кажется на первый взгляд. Речь идет и об Отечественной войне и о войне двух мировоззрений. В повести много раздумий, как бы растворенных в самом сюжете, много настоящей поэзии, народного искрометного юмора, оттеняющего драматизм событий, много ярких метафор.

Суровая повесть Анатолия Калинина читается с захватывающим интересом. Не успел журнал «Огонек» опубликовать ее до конца, а в редакцию уже полетели благодарные читательские письма. Что ж, это закономерно. Художник–коммунист, живущий в гуще народа, написал песнь о народе и его борьбе.