Божье Око

Розенблюм Мэри

Когда-то его неосторожность стоила Вилье жизни.
– Если он упал, то сам в этом и виноват. От ее тона Зинт съежилась.

–  Я лишь… я сама никогда… не подвергалось риску.
– Она задрожала.
– Больше всего в вашей расе мне нравится то, что вы рискуете, - произнесла она еле слышно.
– Вас так много… и поэтому вы можете ходить по улицам, работать, совершать поступки… поэтому, да? Оно… он… Дюран рассказывал, как забирался на горные вершины. Он рисковал!

–  Хм… - «Эх, мне бы диктофон, - подумала изумленная Этьен.
– Мы же ничего об этом не знали!» -

Я не поняла.

–  Он же… давший.- Зинт залилась румянцем.
– Производитель, так у вас это называется. Грик говорит, что у вас очень многие способны давать жизнь, и поэтому друг для друга вы практически ничего не значите.
– Она пристально смотрела на Этьен.
– И ты можешь пойти с кем хочешь и делать что хочешь, даже рисковать. Любой из вашего народа имеет такое право. Это так?

–  Так, да не так. Мы кое-что значим друг для друга. А иногда больше, чем кое-что.

Может быть, и любовь, как и страх, универсальна? Этьен легонько коснулась щеки Зинт.

–  А разве ваши не могут ходить, кто с кем захочет?

–  Те, кто оно, могут.
– Она печально вздохнула.
– А те, кто она или он… - Рета снова покраснела.
– У нас тоже бывает любовь. Но мы вправе любить только тех, с кем можем дать и выпестовать. Мы - алмазы нашего народа, мы самое ценное, что у него есть. Мы - наше завтра.

Мы. Кажется, Этьен начинала понимать.

–  Ты имеешь в виду, что среди вас очень немногие способны давать потомство?

Культура рет - тайна за семью печатями, но к ее биологическому аспекту это, пожалуй, не относится. Было очевидно, что реты, при всей своей внешней женственности, потенциальные гермафродиты.

И землян это беспокоит больше, чем их женский облик, цинично подумала Этьен и смутилась: Деторождение у людей или у рет - не тема для светской беседы.

–  Извини, не хотела тебя вогнать в краску.
– Этьен слегка взъерошила ей волосы и тотчас убрала руку. Так же точно она дотрагивалась до Вильи, когда та хандрила и надо было ее развеселить.

За тонкой стеной пылало Око, напоминая, что где-то поблизости Дюран, и что перед Этьен - не Вилья. «Интересно, она-то знает, что он пропал?» - подумала вдруг Этьен о дочери Дюрана.

О дочери Вильи.

И тут, как будто эта мысль магическим образом вызвала Дюрана из небытия, Этьен почувствовала его. Или кого-то другого. Ее вдруг пронзила надрывная нота человеческой боли и отчаяния, которая тут же смолкла, развеялась, как по ветру дымок. Этьен резко повернулась, чтобы определить направление к источнику боли - многолетняя привычка эмпата-спасателя проснулась вмиг. Но посыл был слишком краток и слишком слаб. Все же Этьен пеленг взяла, хоть и с огромной погрешностью.

–  Что это было? Ты его почувствовало?
– Зинт вскинула руки, пальцы были крепко прижаты друг к другу.
– Он жив? Пожалуйста, скажи, он еще жив?

–  Да.
– Этьен подняла голову, встретила суровый взгляд Ока.
– Он жив. Ранен. А вот серьезно или нет, этого я не знаю.

–  Он жив, наверняка!
– Зинт подалась вперед, вцепилась в руку Этьен.
– У вас очень хорошая биотехнология, я знаю. Ты его найдешь,

и твой народ его вылечит. Где он?

–  Где-то там.
– Этьен кивнула в сторону пропасти.
– Точно определить место не удалось, - неохотно призналась она.

Зинт пахла корицей и еще чем-то незнакомым, но довольно приятным. У Вильи был совсем не такой запах.

–  Мы спустимся, и там ты его почувствуешь лучше.
– Зинт торопливо порылась в своем рюкзаке.
– Вот!- Она подала Этьен скомканную сетку, ярко-синюю, как неоновая реклама.
– Ты ее умеешь надевать?

Это была альпинистская «сбруя».

–  Вы всю мою жизнь изучили под микроскопом?
– Этьен сдавила снасть в кулаке, хотелось запустить ею в стену палатки.
– Я давно не занималась скалолазанием, - процедила она сквозь зубы.

–  Твое прошлое изучало Грик.
– Зинт надела термальный костюм и взяла вторую сбрую. Надевала ее неловко, - Ты умеешь. Я - нет. А воздушным плотом не воспользоваться - ветер слишком сильный.

–  Если не владеешь приемами скалолазания, тебе не спуститься.
– Этьен сложила руки на груди.

–  Это не опасно.
– Зинт снова потянулась к рюкзаку.
– На краю утеса закрепим трос. Ты подстрахуешь, и мне не будет страшно.

От улыбки ее лицо сказочно похорошело. У Вильи тоже было очень красивое лицо, когда она однажды утром, подперев ладонью голову на кровати Этьен, прошептала: «По-моему, я тебя люблю». Тогда они обе были так молоды… так верили в себя.

–  Нет.
– Этьен судорожно сглотнула и отогнала образ Вильи.
– Открой для меня Врата. Я ухожу. Не хочу отвечать за твою смерть. Для меня жизнь тоже священна, будь она проклята.

Несколько секунд Зинт глядела ей в глаза, откинув голову назад, на лице - упрямство и красота Вильи. Затем ее плечи поникли, она отвернулась.

–  Ладно, я остаюсь, - прошептала Зинт беспомощно.
– Лезть без страховки очень страшно. А ты спустишься?

Этьен кивнула и выбралась из палатки. Зинт - следом. Согнувшись навстречу порывистому ветру, Этьен проверила снасти.
– Дрожали пальцы. «Эту ночку я тебе припомню, - молча посулила она Грик.
– Рано или» поздно ты сполна получишь за все, чего я тут натерплюсь».

Сжав губы, она взяла у Зинт дрель для крючьев.

–  А ты услышишь его еще раз?
– Зинт заглядывала через плечо Этьен, когда та сверлила дырку в серой скале;

Камень норовил крошиться. Слишком рыхлая порода, малопригодная для крючьев. Но выбирать не приходится.

–  Когда удается сосредоточиться, я слышу.
– Крюк вроде засел. Она пропустила через его карабинчик тонкий, но прочный шнур и прикрепила его к своей сбруе. И чуть не выпустила, когда он шевельнулся в руках. Биоволокно, сообразила Этьен. Еще одна ретская диковина. Шнур был сплетен из тысяч живых нитей, способных залечивать незначительные повреждения и реагировать на прямую стимуляцию вроде стрессовых нагрузок. Она на пробу дернула шнур, потом осторожно шагнула к краю бездны и застыла на секунду - страшно было доверяться этой веревке, нечеловеческими руками сделанной.