Божественная лодка
Шрифт:
— А как сложилась твоя жизнь? Как твой ребёнок?
Момои сказал «твой ребёнок»… Я не знаю, то ли потому что здесь присутствовала его новая жена, то ли просто забыл имя Соко.
В комнате было открыто окно, ветра совсем не было, но внутри было удивительно прохладно.
— Однако я совсем не ожидал тебя увидеть!.. Наша гостья ещё со студенческих времён была способна на экстравагантные поступки, — сказал Момои своей жене. — Как ты знаешь, одно время мы были женаты, но однажды она неожиданно исчезла…
Какого труда мне стоило
В душе я попросила у Момои прощения. Думала, что встретившись с ним, поняв, что он простил меня, я смогу переехать в Токио.
«Уже, действительно, хватит…» — допивая крепкий кисловатый кофе, я вспомнила эти слова отца.
Мы были уже в прихожей, когда Момои, будто пользуясь удобным случаем, сказал:
— Да, чуть не забыл! Это было довольно давно, но Тот мужчина однажды заходил сюда. Не помню, как он представился…
Я в этот момент надевала туфли и почувствовала, как моё сердце остановилось.
— Когда это было?
Мне ответила его жена:
— Точно более десяти лет назад. Это случилось, когда была ещё жива свекровь.
— Он разыскивал тебя, но я не знал, куда ты уехала… — произнёс Момои.
Более десяти лет назад…
Я закрыла глаза и попыталась остановить нахлынувшие мысли — сейчас нельзя было об этом думать.
— Извините, что пришла так неожиданно, — поклонилась я, уходя.
Значит, он приходил более десяти лет назад… Приходил сюда. Искал меня…
И что теперь? Куда он поехал дальше?
Мы с мамой вернулись в Дзуси.
Я так соскучилась по Дзуси! Здесь так просторно дышится, всё рядом, еда такая вкусная… Мы купили сасими [48] в рыбной лавке по соседству со станцией. В знаменитой кондитерской «Нагасима», где продают традиционные японские сладости, купили мармелад «мидзу-ёкан» [49] .
48
Сасими — японский деликатес: кусочки сырой рыбы и морепродуктов, которые едят, обмакивая в соевый соус.
49
Мидзу-ёкан — традиционный японский десерт из красной фасоли.
Мама не задала ни одного вопроса ни о Токио, ни о своём доме, ни о своих родителях.
— Тебе понравилось? — Это всё, что она спросила.
— Я пока не поняла, — честно ответила я.
Мама засмеялась:
— Да, естественно. Ты ведь только что познакомилась с ними. Не стоит специально стараться привыкнуть к ним, — добавила она.
Почти весь месяц мы не спеша укладывали
По утрам, когда была хорошая погода, мы ходили гулять на берег моря.
Часто днём мама отлынивала от сборов и играла на пианино. Однажды она даже заплакала, пока играла.
— Знаешь, жизнь — очень жестокая штука, — сказала она, когда я спросила, почему она плачет. У неё были грустные глаза, а на губах улыбка.
— Но ведь надо двигаться вперёд… — сказала я.
— Это точно! — ответила мама. Так же грустно, но с улыбкой на губах.
В конце августа я вернулась в общежитие. Как приехала, сразу написала маме письмо. Вот оно:
«Дорогая мамочка! Как дела? Эти летние каникулы были очень хорошие, правда? Я думаю, что ты правильно сделала, решив вернуться в Токио. В Токио все были очень добры к нам. Я хочу, чтобы у тебя началась новая жизнь. Ты у меня очень красивая, и, может быть, ты встретишь человека, которого полюбишь.
Я приеду к тебе на каникулы. Пусть у тебя всё будет хорошо. Твоя Соко.
P. S. Ты тоже — моё сокровище».
Вот я и перебралась в Токио.
Для чего я встаю по утрам, для чего я ем, для чего я хожу на работу? Как и раньше, я совершенно не знаю, для чего я всё это делаю. Я живу только ради того, чтобы увидеться с Ним ещё один раз. Может быть, за это меня осудит Соко, может быть, это расстроило бы Его, но больше мне ничего не нужно в этой жизни.
Я устроилась на работу администратором в ресторан классической японской кухни и в недорогое кафе, где готовят стейки (там я играю на фортепиано). Вернувшись в Токио, я была поражена, как дорого стоит снимать здесь квартиру.
Мне уже абсолютно всё равно, когда я умру. Честно.
По выходным я иногда захожу к родителям. Мне кажется, всё, что связано с их домом, всё, что там есть — не моё прошлое, а чьи-то чужие воспоминания. Например, воспоминания отца или мамы… Или воспоминания уже ушедшей из этой жизни, умершей меня самой.
Вечера я провожу за выпивкой. Для меня было просто чудо, что тот бар до сих пор работает. Тот бар, где мы с Ним пили «Сицилийский поцелуй». Всё, что нас связало, началось именно в том баре.
На пианино я теперь играю только на работе, и Рода Стюарта слушать больше не в состоянии. Все те вещи, которые помогали мне и оберегали меня раньше, здесь, в Токио, кажутся фальшивыми. Музыка перестала быть моей отдушиной, да и Соко уехала далеко, в свою жизнь.
Мне всё равно, когда я умру… Или правильнее было бы сказать, что мне даже хочется поскорее умереть…
В ресторане классической японской кухни, где я работаю, нужно надевать кимоно.
<